вырубаюсь.
Но иногда требуется другой подход.
Вот и теперь, едва я собрался её воскресить по привычной схеме, как получил отпор.
– Ты груб и тороплив, – сказала Кисонька. – Я ничего не чувствую.
Лицо её напоминало тучу, из которой вот-вот ливанёт.
– Совсем не хочется просыпаться. Не хочется жить. Зачем жить? Я никому не нужна. Я мёртвая, не различаю ни запахов, ни цветов. Я нужна тебе только для того, чтобы трахать по утрам и пользоваться моими идеями. Ты не заботишься обо мне. Я чувствую себя кольцом, завалившимся за диван…
Омрачённый таким поворотом дела, я всё же отметил про себя великолепие метафоры.
Я потянулся за телефоном, чтобы записать, но передумал. Записывать в такой момент – это уж слишком.
Постараюсь запомнить методом ассоциаций.
Кольцо.
Кольцо, как у Толкина.
Диван… у бабушки был диван, обтянутый зелёной материей. Зелёный колючий диван, за который завалилась Кисонька…
– По утрам мне кажется, будто жизнь держит меня под водой. Держит насильно и смотрит, как я захлёбываюсь. И ждёт, когда я захлебнусь.
Снова метафора! И опять прекрасная, яркая, сочная, говорящая!
Толкин, диван, вода…
Я схватил телефон и начал вбивать в него слова.
– Я живу будто не с тобой, – сказала Кисонька. – Будто одна. Я чувствую, что ты здесь и не здесь. Ты всегда в своих мыслях, в своём телефоне, что-то записываешь. Я живу не с тобой, а с целой толпой чужих мне персонажей. Они торчат в нашем доме, едят нашу еду, спят в нашей спальне. Иногда я не знаю точно, с кем занимаюсь любовью, с тобой или с кем-то другим.
Существует ещё один способ утреннего воскрешения Кисоньки.
Срабатывает в любых ситуациях.
Достаю свёрнутый в рулон электрический мат-расик, раскатываю на кровати рядом с Кисонькой, включаю.
Личико Кисоньки перестаёт расплываться и обретает отчётливость.
Поверх матрасика расстилаю плёнку на манер маньяка-чистоплюя.
Говорить ничего не приходится, Кисонька сама переползает на плёнку.
Личико оживляется.
Открываю большую зелёную банку, насыпаю из неё в миску, разбавляю тёплой водой, перемешиваю.
По комнате расползается таинственная вонь.
Так пахнут могилы древних королев.
– Ты такой вонючий, – говорит Кисонька, потягиваясь.
Губки её образуют озорную улыбку.
Черпая из миски, обмазываю Кисоньку получившейся жижей.
Жижа обладает чудодейственными свойствами.
Кисонька приятно скользит под ладонями.
Всё выглядит так аппетитно, что хочется лизнуть.
Украдкой пробую с пальца.
Кисло и на зубах хрустит. Наверное, мощи одной из тех самых древних королев.
Кисонька переворачивается на спину, смотрит на меня нежно.
– Ну разве можно ходить в салон, чтобы это делал другой мужик, да ещё за пять тысяч?
– А что, в салоне мужики?
– Бывает,