пить и в груди будто стало больше воздуха – не свежего воздуха, которым улица наполняется по утрам, а воздуха, заполняющего комнату старого дома, где жили бабушка и дедушка и где уже давно нет ничего, кроме мебели и пожелтевших обоев.
Окно напротив стола регистрации венчала пышущая важностью надпись: «Выдача донорских гонораров». Саша покорно встал в очередь. Разглядывать было нечего, посему оставалось только ждать, ждать, ждать и верить, что скоро назовут твое имя.
– Следующий! – рявкнуло окно. Имени никто называть не собирался. Не то чтобы это было сложно, просто окну было плевать на имена, фамилии и на много другое.
Саша подошел и собрался поздороваться, но окно торопилось:
– Ставьте подпись! Не задерживайте очередь! Сколько тут? 400 строк. Ваш конверт. Следующий!
Он забрал помятый конверт с пятью купюрами внутри и поспешил на воздух. У выхода Саша заметил кулер с водой, залпом осушил стакан, потом другой, пальцами сдавливая тонкий белый пластик. Стакан полетел в мусорку к десятку своих собратьев.
Дверь скрипнула проржавевшими петлями, и улица оглушила ревом проезжающих машин, стуком каблуков, гулко отскакивающим от асфальта и непрекращающимся разговором снующих туда-сюда пешеходов. Идти обратно к Сентябрьской станции не хотелось, поэтому Саша повернул налево и двинулся к Боярской площади.
По обе стороны дороги блестели витринами магазины, мужчины в жарких темных костюмах, хмурясь, кричали в свои телефоны и совсем не смотрели на дорогу, которую спешно отмеряли шагами. На этой улице никто не смотрел по сторонам и думал только о своих делах, о своем отдыхе, о своей усталости. В любое другое время Саша зацепился бы даже за это, мысленно составил заметку и спрятал в архив собственной памяти, но сейчас окружающее было ему безразлично. Он только шел, дышал, вспоминал советы Костика и всем телом ощущал непривычную тяжесть плотного неподвижного воздуха.
Улица – прямая и как будто составленная из одинаковых деталей конструктора – скоро привела к монументальному краснокаменному входу на станцию, и Саша спустился в подземку. Он спокойно зашел в подъехавший поезд и встал, опершись спиной на поручень и вперившись взглядом в окно, через которое можно было видеть другой вагон.
В груди что-то медленно шевелилось, сгущалось, сворачивалось в тугой клубок. Сашу начинало подташнивать, хотелось поскорее очутиться дома и скрыться от любых помех и раздражителей. Эмоции не то испарились, не то уснули, может, остались в Центральном пункте сбора материала, Саша не знал. Становилось пусто.
Поезд мерно ехал по нескончаемому темному тоннелю. Вагон впереди раскачивался, наклонялся, подпрыгивал. Иногда он напоминал большую игрушку, которую за крышу придерживает испачканная зеленым фломастером рука пятилетнего мальчика, иногда казалось, что вагона нет, а есть только экран, на котором показывают скучную запись трясущегося вагона. Все это нагоняло дремоту.
– Станция Конечная, выметайтесь на платформу, –