без этой экипировки перегрузки способны сделать меня инвалидом после первого же вылета. Мой командир – капитан Гуссейн Магомедов, внук известного в те времена летчика-испытателя Магомеда Толбоева. Сам я полечу во второй кабине Миг-29 КУБ простым пассажиром. Моя задача – примерить эти скорости и перегрузки к себе. И, если что, то на обратном пути капитан даст мне попробовать, почувствовать машину в горизонтальном полете. Маленькими шажками – к великой цели.
Но все равно я счастлив и горд, потому что уверен – у меня все получится! Я одолею сверхзвук и сумею выполнить пока невероятные для меня фигуры высшего пилотажа: «Колокол» и «Кобру Пугачева». Говорят, их и тогда можно было сделать только на этом уникальном самолете, созданным гением советских авиаконструкторов и инженеров.
А сейчас наше боевое задание – налет на один из немецких аэродромов под Киевом. Там на ночь приземлилась немецкая бомбардировочная авиагруппа, срочно перебрасываемая на юг к бреши, которую сделала авиация наших потомков. Командир авиагруппы полковник Хмелев показался мне стариком. Ведь ему уже сорок два, почти физиологический предел. Так вот он, излагая задание группам, сказал такую фразу: «Летят, как мотыльки на огонь. А мы светим только своим, а чужих жжем».
«Свои» – волшебное, сладкое слово, означающее семью, дружбу, помощь… месть, в конце концов. Кого не смогли спасти, за них теперь надо отомстить. Совсем недавно, над аэродромом Сталино, я задумался о том, сколько самолетов могло устроить такой разгром. Я думал, что работало не меньше дивизии.
Оказалось, удар наносили всего три самолета, три Су-33, которые, конечно, чуть крупнее и тяжелее, чем Миг-29, но не намного. Зато каждый из них несет шесть с половиной тонн бомб – больше, чем хваленая американская «Летающая крепость» Б-17!
В числе бомб, которые поднимает Су-33, и двадцать восемь 250-кг кассет, каждая из которых содержит сто пятьдесят осколочных бомбочек, снаряженных сотнями пятимиллиметровых стальных шариков. Когда их сбрасывают одну за другой, то за это отвечает специальное умное устройство, именуемое компьютер. И получается настоящий ковер смерти. При этом неважно – в капонирах стоят самолеты, или открыто, обвалованы штабеля бочек с бензином или нет. Эффект один – смерть дождем падает с неба.
Подходим к нашей машине. Консоли крыла подняты – это одна из особенностей палубных самолетов – для более компактного хранения. Под коренными частями крыльев и под фюзеляжем в развале двигателей подвешено восемнадцать бомб с тупым коническим носом. Это они и есть – РБК-250. Пытаюсь почесать затылок и натыкаюсь рукой в перчатке на шлем – неловко, однако. Мой нынешний командир и пилот обходит машину, заглядывая в самые потаенные места. И это правильно, потому что закон – доверяй, но проверяй – ничуть не изменился за прошедшие семьдесят лет.
Поднимаемся в кабину по специальной приставной лестнице. Механик пристегивает нас ремнями и подсоединяет кислородный шланг и разъем СПУ. Осматриваюсь. Ничего знакомого, кроме ручки управления. Повсюду электронные экранчики,