Хулиганский роман (в одном очень длинном письме про совсем краткую жизнь)
купился!– смеётся папа.– До чего ж легко тебя купить!..
( … много позже я догадался, что он повторял шутки, которые шутили над ним в его детстве…)
По ходу пряток с исчезновение Сашки, прощупывая одежды в занавесочном отделении прихожей, я заприметил одинокую бутылку ситра в узкой расселине между стеной и плетёным сундуком.
Ситро я просто обожал, единственная претензия к этом газированному нектару заключалась в том, что чересчур уж быстро исчезал он из стакана.
Ту одинокую бутылку наверняка припасли для какого-нибудь праздника, но потом забыли.
Я никому о ней не стал напоминать, а на следующий день, или после-следующий день, улучив момент, когда остался один дома, вытащил ситро из-за сундука и поспешил на кухню.
Ещё в коридоре нетерпеливая рука заметила податливость железной крышечки с пробковой прокладкой и, на полпути до кухни, я вскинул к жаждущим губам бутылку.
К середине второго глотка мне дошло – это ситро не то, чтобы не совсем то, а вовсе даже не оно.
Перевернув бутылку вниз донышком, я разглядел, что после праздников в неё налили подсолнечное масло на хранение.
И надо же так опростоволоситься!
Хорошо хоть не видел никто, разве только белый аптечный ящичек с красным крестом на матовой дверце, что висит на стене между занавесочным гардеробом и кладовкой, да ещё чёрный электросчётчик над входной дверью.
Но они никому не расскажут…
Следующим гастрономическим правонарушением стало похищение свежевыпеченной пышки, которую мама сняла вместе с другими, точно такими же пышками, с противня электро-печки «Харьков» и разложила на полотенце поверх кухонного стола.
Их коричневато лоснящиеся спинки были до того соблазнительны, что я преступил мамин наказ – дожидаться общего чаепития, и утащил одну из них в логово на плетёном сундуке за ситцем занавески.
Возможно, та пышка и впрямь оказалась слишком горячей, или чувство вины задавило вкусовые ощущения, но, торопливо заглатывая куски запретного плода кулинарного искусства, я не почувствовал обычной услады и хотел лишь, чтобы она поскорее закончилась; а когда мама позвала всех на чай с пышками, мне уже совсем не хотелось…
Ну, а вобщем, я был вполне законопослушным дитём; не очень умелым «копушей», но чистосердечно старательным, и если что-то делал не так, то не из вредности, а просто как-то уж так оно само по себе получалось.
Папа ворчал, что моя лень-матушка родилась раньше меня – только и знаю: день-деньской валяться на диване с книжкой, а мама отвечала, что читать полезно и может быть я даже стану врачом, потому что мне очень подойдёт белый халат.
Становиться врачом мне совсем не хотелось, потому что никак не нравился запах в докторских кабинетах…
На одном из уроков Серафима Сергеевна показала нам фанерную рамочку 10см х 10см – прообраз ткацкого станка – с рядочком маленьких гвоздиков на двух противоположных краях.
На гвоздиках, из края в край, натянуты толстые цветные нитки, поперёк которых вплетаются нитки разных других цветов, пока не получится кукольно крошечный коврик.
Учительница