Хулиганский роман (в одном очень длинном письме про совсем краткую жизнь)
«уклейкой» называли, или как-нибудь там ещё.
С рыбалки я возвращался с полдюжиной уснулой мелочи в бидончике с водой, и кошка тёти Полины Зиминой с урчаньем пожирала их, постукивая блюдцем по плиточкам площадки второго этажа…
Рыбалить в тот день я начал от моста между Насосной Станцией и КПП на выезде из Зоны.
Шёл, как обычно, за течением, меняя наживку, глубину погружения крючка.
Почти не отвлекался.
Только на песчаной косе вдоль полосы кустарника немного подреставрировал скульптуру лежащей на спине женщины, которую за пару дней до этого слепили два солдата из песка.
По одежде сразу видно, что солдаты – в трусах и сапогах: кто ещё станет носить сапоги летом?
Я нарастил осевшие груди песочной скульптуры и подкруглил её бёдра; они показались мне шире, чем нужно, но исправлять я не стал.
Зачем я вообще это делал?
Так ведь неправильно же, чтобы произведение искусства сравнялось с остальным песком и весь солдатский труд пошёл прахом…
( … или мне захотелось пошлёпать по женскому бюсту и ляжкам, хотя бы и песчаным?
Э! К чертям Фрейда и прочих психоаналитиков!
Вернусь-ка я обратно на рыбалку, там интереснее…)
…и я и не стал на неё ложиться: как один из солдат два дня назад, а продолжил удить.
Течение принесло поплавок к прорванной дамбе пониже стадиона, где я целую вечность тому назад оступился с коварной плиты.
Значит половина Речки уже пройдена; ещё столько же и она уйдёт за Зону, по ту сторону двух рядов колючей проволоки на столбах, между которыми полоса взрыхлённой земли, чтоб отпечатывался след нарушителя.
А в бидончике у меня бултыхается всего пара несчастных горюх; соседкина кошка обидится.
Когда завиднелся второй – финишный – мост, я решил дальше не идти, а поудить на крутой излучине под обрывом.
Тут и случилось то, ради чего люди вообще ходят на рыбалку: поплавок, не дёргаясь по сторонам, мягко и глубоко ушёл в воду; я стал тянуть к себе, чувствуя как вибрирует, сопротивляясь, удилище в руках, и никакого вспорха рыбки в воздух – пришлось тянуть тугую леску до самого берега и выволакивать рыбину на сушу.
Она билась на песке, а я даже схватить не решался – никогда таких не видал: вся тёмно-синяя, похожа на толстый шланг.
Я выплеснул горюх в речку, зачерпнул свежей воды в бидончик и опустил в него добычу, но ей пришлось там разместиться стоя – длина не позволяла кувыркаться.
От моста подошли два мальчика, что уже закончили рыбалку и шли домой; они спросили про улов и я показал им рыбу.
– Налим,– мгновенно определил один.
Они ушли, а я понял, что ничего лучшего мне уже не поймать, смотал леску на удилище, взял бидон в руку и тоже пошёл домой.
Я шёл, а слава катилась впереди: несколько мальчиков выбежали встречать меня ещё на подходе к Кварталу – просили показать налима, а когда я уже подходил к нашему дому, незнакомая тётенька из соседнего здания остановила меня на дорожке спросить правда ли это,