давно строил дед Андрианова. Человек поистине уникальный в противоречиях своих жизненных занятий и возможностей со своими же жизненными интересами.
Партийный работник союзного масштаба, пивший в 1932 году с самим Сергеем Мироновичем Кировым – и перепивший его в лоск по причине тогдашней молодости – с началом войны он был направлен из Ленинграда в этот провинциальный, как улыбка пермяка, приуральский город начальником эшелона, которым эвакуировался один военный завод. На новом месте не просто освоился, а стал во главе города-спутника, где был развернут, тоже эвакуированный, только из Рыбинска, важнейший в стратегическом масштабе «завод №28» – авиамоторный, производивший двигатели для наиболее массовых самолетов второй мировой войны, штурмовиков «Ил» и истребителей «Як». Этот завод, вопросы энергоснабжения которого Андриановский дед всю войну почти ежедневно решал по секретной телефонной связи «ВЧ» с самим Лаврентием Павловичем Берия, не просто помог выиграть войну. Он практически создал сам нынешний город, к которому была позже присоединена промышленная северная часть, да и вообще остался единственным работающим промышленным предприятием даже в 1-й декаде 21-го века, до сих пор производя двигатели для «Су-26», исправно продаваемых всяческим индусам. Масштабы дедовых возможностей были безграничны, иной человек на его месте обеспечил бы и дочь, и внука Юру, и внуков внуков своего внука всеми благами на 100 лет вперед. Но дед был чужд даже капли меркантильности, он не искал минимума личных благ. Из служебных своих возможностей он использовал лишь возможность во время поездки в Москву на сессии Верховного Совета РСФСР всласть накричаться с трибуны ипподрома вдвоем с маршалом Рокоссовским, а в обычное время – просто выпить. Выпить водки из стакана, коньяку – хоть из блюдца, если стакана не было под рукой. Каким-то чудом – скорее всего, по недосмотру распределяющих – он получил большую 4-комнатную квартиру в 1-м «послесталинском» доме на улице Ленина, и на этом его хозяйственные подвиги во благо семьи завершились.
Великий дед Андрианова всю жизнь работал не перспективу общества, а о своих перспективах не думал, живя одним днем. Хотя, возможно, и на то и на то у него просто не хватало душевных сил или внутренней энергии.
После войны он так и не вернулся в Ленинград, а дачу эту, убогий садовый домик, строил уже выйдя на пенсию, собирая материалы едва ли не с помоек.
Дом этот, несуразный и кривой, слепленный как будто из разных, не имеющих отношения друг к другу, кирпичных и фанерных коробок, уже на памяти Андрианова ремонтировали и перестраивали, но лучше не сделали.
Вступив в полноправное владение этим участком, данном беспечному деду еще и на неудобнейшем из всех, самом крутом месте горы, Юрий Иванович приспособил для своих нужда самую уютную – то есть единственной среди двух имевшую чугунную «буржуйку» с дымоходом из гофры – комнату. Оборудовал в ней огромное и в самом деле удобное, почти от стены до стены, ложе любви.
Именно к нему всегда и лежал путь из сакуры вверх.
Путь из сакуры вверх, который, возможно, оказался путем