Ахмет. – Я забыл, как его звали, а спрашивать неудобно. Я – Робин Гуд Ялтинский.
Пролетка резво покатилась по вьющейся в сосновом лесу дороге к Ялте.
– Продолжай, – сказал Андрей, хватаясь за край разогнавшейся пролетки, чтобы не свалиться под откос.
– Я борец за свободу, – сказал Ахмет, – и не смейся! Я ушел в лес, чтобы добиваться справедливости, чтобы вернуть Крым тем, кто его всегда населял.
– Сарматам или скифам? – спросил Андрей.
– Твоя острота попала мимо цели, – сказал Ахмет. Он не смотрел на Андрея – глядел вперед, говорил тихо, медленно, словно подстраиваясь под мерный скрип колес. – Во мне течет скифская и сарматская кровь. Во мне есть кровь греков и турок – я не знаю, из какого сплава Аллах выковал мой народ, но мы недаром не раз и не два брали штурмом твою Москву.
– А теперь ты хочешь взять штурмом Симферополь?
– Я не сержусь на тебя, Андрей, – сказал Ахмет, – потому что ты мой друг.
– А когда захватишь власть, поставишь меня к стенке!
– Мы никого не хотим ставить к стенке. Мы хотим только своей власти на своей земле, своей религии, своего права.
– Кто тебе запрещает ходить в мечеть?
– Мне не надо запрещать или разрешать. Это решаю я сам.
– Мне кажется, все это несерьезно.
– Ты провел эти годы где-то в холодильнике! – возмутился наконец Ахмет. – Неужели ты не видишь, что ваша дряхлая Римская империя разваливается?! Это же, как говорил Лермонтов, страна рабов, страна господ. В ней не только сильный и богатый угнетает слабого, но и один избранный судьбой народ измывается над прочими, малыми народами! И этому пришел конец. Завтра империи не будет.
– Значит, ты собрал отряд Робин оглы Гуда и отправился освобождать свою страну?
– Мой отряд – не единственный. Мы – зародыш будущей армии. Судьбу страны решит народ, Учредительное собрание.
– И здесь тоже Учредительное собрание? Может, и хана подыщете?
– Андрей, я знаю, что ты не хочешь меня обижать, но ты все время обижаешь, потому что ты русский и тебе вроде бы можно иметь все то, чего другие не имеют. И потом спрашивать так, свысока: «А зачем тебе свобода, бедный ребенок?»
– А зачем? – упрямо повторил Андрей. – Раньше тобой правили из Петербурга, издалека, а вместо господ далеких вы хотите посадить себе на шею своих, местных – так они будут похуже петербургских. Поглупее.
– С этим тоже можно поспорить, – сказал Ахмет. – У нас общая история, общий язык, главное – общая вера. А тебе я напомню – зачем вы, русские, устраивали битву на Куликовом поле? Хотели вместо господ далеких, ордынских, посадить себе на шею своих?
– Все, сдаюсь! – засмеялся Андрей. – Ты победил меня формальной логикой. По тебе Сорбонна плачет.
– Мы будем посылать наших детей в Сорбонну, – сказал Ахмет.
С каждой минутой воздух становился теплее и влажнее. Пахло морем. Все чаще на дороге встречались прохожие, большей частью татары из деревень, что были расположены вдоль дороги и над Ялтой, где разводили виноград и пасли овец.
– Ты думаешь, что судьба империи тревожна? –