Думайте! Думайте! Все, кроме Липатова.
– Чего мы головы-то ломаем! – громко сказала Чукина Аня. – Повесим плакат над доской!
Все одобрительно загудели.
– Молодец, Чукина! – обрадовалась методист и облегчённо выдохнула. – Слава Богу! Один вопрос решили. (Она немного помолчала.) А теперь насчёт шпаргалок. Где Тютюникова Татьяна?
– Я здесь!
– Смотри, Тютюникова! Чтобы завтра без фокусов! Вечно из тебя шпаргалки летят в разные стороны. Да… юбку надень подлинней. И с походкой поаккуратней.
– Ольга Николавночка! – нараспев пропищала Тютюникова. – Юбку длинную я уже сшила. Завтра сами увидите. Так что будьте Споки! Всё будет пучком!
– Я успокоюсь, когда вы дипломы получите. Вот тогда будет действительно всё путём, – устало проговорила Ольга Николаевна.
Она хорошо понимала молодёжный сленг и свободно переводила его на литературный язык.
И вот наступил ответственный момент!
Комиссия вошла в аудиторию. Сердитая женщина в очках (представитель из министерства), увидев плакат над доской, одобрительно кивнула и что-то пометила в своём блокноте.
«Слава Богу», – с облегчением подумала методист.
Экзамен проходил без сучка и задоринки и даже немного скучновато. Комиссия даже украдкой позёвывала, если бы… не Тютюникова Татьяна.
Она, дождавшись своей очереди, стремительно приподнялась со стула, демонстрируя свой порыв, а заодно и новую длинную юбку, и решительно «пошла в наступление» на комиссию.
Увидев среди экзаменующих Ольгу Николаевну, которая входила в состав комиссии, Тютюникова вспомнила указание насчёт походки и резко затормозила.
Юбка Татьяны произвела размашистое движение, и… кленовым листом в воздухе закружилась шпаргалка, с шелестом спланировав на пол напротив методиста.
Комиссия замерла. Аудиторию обволокла густая тишина. Стало слышно, как трепещет от лёгкого сквозняка паутинка между рамами. Немая сцена длилась несколько секунд, но всем показалось, что прошла вечность.
– Ой! Ольга Николаевна! У Вас здесь бумажка то упала! – радостно вскрикнула Тютюникова, словно нашла кучу денег, и, сделав реверанс перед комиссией, картинно наклонилась, подняла листок и с обворожительной улыбкой положила его перед методистом.
– Спасибо… – растерянно пролепетала та и поспешно накрыла лист бумаги ладонью, словно шустрого таракана, который может сбежать.
Тютюникова тем временем, не дав никому опомниться, схватила стул и уселась напротив насторожившегося мужчины со вспотевшей от волнения лысиной, спросив:
– Можно? – и, не дождавшись ответа, постановила: – Я здесь сяду.
Широко разложив по всему столу свои бумаги, она начала, словно учительница, «объяснять» комиссии свой билет, не забывая при этом периодически улыбаться.
Мужчина вытер пот с багровой макушки, смущённо кашлянул и начал сосредоточенно слушать Тютюникову изредка отвлекаясь на нечаянно образовавшуюся прорезь в её кофточке.
Комиссия зашевелилась, зашуршала, зашепталась…