находится в моих руках, которое дается лишь телесному усилию и не может выразиться через объективное обозначение.
Еще более наглядным является приводимый Мерло-Понти пример с органистом, имеющим телесные навыки игры. Садясь за новый орган, он не ищет какие-то позиции в объективном пространстве, соответствующие каждому регистру и каждой педали, и не вверяет найденное памяти. Регистры, педали и клавиши даются ему как потенции той или иной эмоциональной или музыкальной ценности. «Между музыкальной сущностью пьесы, что намечена в партитуре, и музыкой, льющейся вокруг органа, устанавливается столь непосредственная связь, что тело органиста и его инструмент оказываются лишь местом ее происхождения. Отныне музыка существует сама по себе, как раз благодаря ей существует все остальное. Здесь нет места для “воспоминания” о местонахождении регистров, и органист играет не в объективном пространстве. Его жесты в ходе репетиции – это на самом деле жесты освящения: они прочерчивают эффективные векторы, обнаруживают эмоциональные источники, они создают некое выразительное пространство, подобно тому как жесты жреца очерчивают templum»[35].
Таким образом, наше тело – это и дар, и продукт нашего творчества. Тело может ограничиваться жестами, необходимыми для поддержания жизни, и в соответствии с этим располагать вокруг нас биологический мир, но оно может и обыгрывать эти жесты, переходя от прямого смысла к фигуральному, выявляя новые значения, которые не могут быть достигнуты с помощью естественных возможностей тела. Создавая новые значения, оно создает вокруг себя культурный мир.
Следовательно, сказать: «я вошел в мир», «пришел в мир», или «есть мир», или «я имею тело» – это одно и то же. В этом смысле мое тело находится везде; оно находится как там, где газовый фонарь скрывает куст, растущий у тротуара, так и там, наверху, где мансарда расположена выше окон седьмого этажа. Или там, где автомобиль проходит, двигаясь, справа налево, позади грузовика, или где женщина, которая переходит улицу, кажется более маленькой, чем мужчина, сидящий на террасе в кафе. Мое тело одновременно равнообъемно миру, охватывает все вещи и объединяет их в целое, на которое все они указывают и которое я не имею возможности познать[36].
В итоге мое тело – это не только объект среди прочих объектов, совокупность доступных чувствам свойств среди других таких же совокупностей, оно является объектом, восприимчивым по отношению ко всем другим объектам, который резонирует в ответ на любой звук, отвечает на любой цвет и дает словам их первоначальное значение. Тело является тем странным объектом, который использует свои собственные части в качестве общей символики мира и благодаря которой, соответственно, мы можем «вторгаться» в этот мир, понимать его и находить ему значения.
Еще один дар – огромная психическая энергия, сделавшая возможной тонкую нервную организацию человека. Любая деятельность, любое производство орудий было направлено