и никто его не узнал. Начались песни и пляски папуасов побережья Парагвая, заблистал фейерверк, в небо взвились – а как без этого? – гирлянды золотых воздушных шаров, объятых, как водится, пламенем, а посреди всего этого великолепия, невероятных существ, тортов, фонтанов из коньяка с шампанским, масок, огней, музыки и танцев. одиноко топтался всеми забытый индюк.
Ему хотелось пить. Жалобно бирлибонькая, тряся красным носом и пышным хвостом, бегал индюк от одного сломанного пополам автомата с газировкой к другому, но водички не было. Тут индюк бурлюмкнул радостнее обычного и метнулся сквозь кусты к фонтанчику, прямо-таки источающему вожделенную прохладу!
Пробежав два шага, благородная птица неожиданно споткнулась и, взревев, рухнула мордой в грязь.
– Извините, – сказал смущенно слон, подставивший ему ножку. – Я думал, это не ты. Просто тут как все вышло? Тут… Га-га-га! – закричал вдруг он и развалился пополам.
– Педрито! – заругался Роджер, выбираясь из передней половинки. – Это ты виноват!
– Я? – плаксиво отозвался Джон. – Я ж думал, ты фламинге ножку подставишь! А ты что сделал? Кого ты подставил? Меня! Вот я и с шага сбился!
– «Шшагабился», «шшагабился», – обидно заплясал Тейлор. – И что теперь с ним делать?
– Да, – озадаченно сказал Джон. – Что с ним делать…
– Это Я спрашиваю, что с ним делать? – разозлился Роджер. – Глухота!
– Хвостик, – бестолково валялся по земле индюк. – хвостик помогите найти!
– Дятл, – выплюнул Роджер, поднимая оторванный хвост и всучая его птице. – А парик где посеял?
Индюк ахнул и ринулся на поиски парика. Слоны же, вяло переругиваясь, вновь напялили шкуру и теперь пытались собраться.
– Надоело все, – гнусил Джон откуда-то из темных недр. – Душно тут. И темно. И пахнет плохо. И телевизора нет.
– Что ж поделать? – философствовала голова, махая ушами. – Ты же сам виноват. Кто кричал: «Я в заду буду»?
– Я хотел сказать: «Я в заду буду, ежели тебя вперед пущу», – оправдывался Джон.
– Ну, так чего тебе не хватает? – пожал плечами Роджер. – Что хотел, то и получил!
Джон вместо ответа куснул Роджера за ногу. Они сцепились. Со стороны на это было довольно забавно смотреть – слон топтался на месте, кусался, давал сам себе пинка и с размаху бил себя хоботом по заду. Подошедший скунс с изумлением обозревал эти карнавальные забавы.
– Екая, братец ты мой, аллегория, – сказал он, указывая на слона воображаемому другу. Воображаемый друг кивнул и поскакал по своим воображаемым делам.
– Уйди, животное, – потребовал слон, завидя скунса.
– Нельзя, – отказался скунс. – Здесь свободный остров. Я там, где хочу.
– Вон пошел! Вон! – кричал слон.
– Вон? – покрутил головой скунс. – Вон… Вон оно как! Да сам иди, длиннорылое!
В прорези на боку «слона», напоминающей жаберную щель, показалась