в принесенной трубке раздался глухой темборок, который не изменили даже годы.
– Иван Иванович, это я, Михаил Алтарин. Вы, наверное, не помните меня?
– Миша? Миша, друг! Конечно помню! Разве такое забудешь?! Ну как ты собственно меня нашел? А вообще-то понимаю, Миша, видимо, что-то случилось?
– Да, Иван Иванович, случилось.
– Ну тогда не по телефону, давай ко мне. Я организую.
– Пока не могу. В гипсе. А мне помог до вас дозвониться местный товарищ, майор Кислов.
– Я наведу справки и попрошу местное руководство тебе помочь добраться сюда. Как ты говоришь фамилия майора?
– Кислов Валентин Иванович.
– Давайте с майором ко мне при первой возможности. Я попрошу начальство не затягивать с этим.
– Но пострадали люди, возможно смертельно. И внучка моя пропала, Иван Иванович! Как отсюда уезжать?
– Здесь все материалы!
– Не твоя забота, местные сделают как надо. Честно тебе скажу я никогда не верил, что твоя история закончилась. Но по любому сюда. Здесь и долечитесь.
Звук был поставлен на усиление и майор всё слышал. Он радостно принял телефон и счастливо заблестел глазами.
– Ну теперь двинемся вперёд, – заметил он. Правда я не понял к чему это относится: к поезде или расследованию.
Вообще майор представлял из себя фонтан, нет, вулкан деятельности и активности. Бинты гипсов лишь подчеркивали мужественность ситуации, а бланш под его глазом – непосредственное участие в событиях.
Меня это не радовало, и я решительно выставил его из палаты, прошипев:
– Иваныч, слушай, я устал. Давай всё оставим на завтра. Позови родителей.
Притихшие голубки смирно уселись на противоположной кровати.
– Что вы там видели?
– Да ничего особенного. Гроб иссинел и перекрытие провалилось, – хлюпнула носом моя матерь.
– Что там сыро что ли?
– Да нет, не заметно, чтобы сыро было, – продолжил отче, – но всё почему-то сгнило.
Надо сказать, что у нас под Красноярском хоронят, устраивая перекрытие из досок, чтобы земля не касалась гроба. Про то и вёлся разговор. Доски для перекрытия должны быть сухими, чтобы дальше не проваливалась могилка. А сгнило лишь от одного, положили сырой материал!
– Странно, я помню доски из нашей столярки брал сухие, звонкие, двадцатка.
– Куда там! Какое-то разнокалиберное гнильё торчало.
– Ну хватит вам уже, – всхлипнула старушка.
Её, видимо, до ужаса пугала эта тема нашего «мужского» разговора.
– Да как же так, а, Миша? – начала опять она «мокреть».
– Ну ладно, хватит, мать. Видишь и ему нелегко. Пойдём-ка лучше домой. Выпишется наш Михаил из больницы и всё объяснит. И тут же обратился ко мне. – Миша, а что про Иринку слышно?
– Ищут, батя, ищут. Все, кому положено, поднялись и ищут.
– Может через телевидение?
– Да. Я попрошу, – я обрадовался, удивившись, почему это я сам не додумался.
Эта