видеть улицу настолько пустой почти в семь утра. Будто в каком-то фантастическом фильме вдруг выясняется, что ты единственный, кто остался в живых. Что стряслось с представлением о том, что канзасцы встают рано? Куча рабочих смен здесь начиналась в семь утра, а не в девять, как в больших городах. А вот сейчас если жители и проснулись, то почему-то попрятались.
Я прочел название заведения, тщательно выписанное на одной из витрин: «ВЫПЕЧКА ОТ НАЗИРА».
Вот и думай после этого, что здесь ничего не меняется.
Дверь была не заперта, и я просунул в нее голову.
– Вы открыты?
Увидел, как в мягко освещенном пространстве кухни за стойкой появилась головка молодой женщины. Волосы черные, как смоль, стянуты сзади, но не покрыты сеткой или пекарской шапочкой. Глаза у девушки были больше черными, нежели темно-карими, если только это не было игрой освещения. Короткие рукава белой футболки были закатаны почти до плеч. Сама незнакомка была маленькой. Тоненькой и маленькой.
– Не совсем, – отозвалась она. В речи прозвучал акцент, но какой, я не смог определить. – Мы открываемся в семь. Но… что вам угодно? Булочки еще в духовке, зато пончики готовы. Вы просто кофе с пончиком хотите?
Мне вдруг кофе с пончиком захотелось больше, чем ребенком хотелось вырваться из этого города. Больше, чем захотелось сигарету, пока я болтал с Беном. Сколько уже дней прошло, когда я в последний раз роскошествовал по-маленькому или вообще ощущал хоть какое-то удовольствие. Кофе с пончиком вдруг поманили, как земля обетованная. Сойду с ума, если не доберусь до них.
Хотелось сказать: «Вы и не представляете, как сильно хочу». Но не хотелось, чтобы она посчитала меня каким-то чудиком. И произнес:
– Было бы здорово.
Я закрыл за собой дверь и подошел к стойке. Лотки в витрине еще не были заполнены пончиками. Они все лежали на полках в глубине, рядом с девушкой.
– Вы что хотите? – спросила она. – У нас есть глазированные, хворост, с сахарной пудрой, плюшки с корицей… с повидлом пока нет. Не было времени начинить.
Меня вновь поразил ее акцент, но – на слух – незнакомый.
– А какие вкусные? – поинтересовался я, чувствуя себя таким же хорошим собеседником, как и мой брат Бен.
– Вкусные все. Но глазированные еще теплые. Есть что-то особенное в пончиках, когда ешь их горячими.
– Тогда глазированный.
Она вытянула из коробки небольшую разовую салфетку и, пользуясь ею, взяла пончик, не касаясь теста пальцами. Положила его на маленькую бумажную тарелку, оставив обернутым по бокам в салфетку.
– Налейте кофе сами. Ой. Хотите, чтобы я добавила сахар или молоко?
– Нет. И так прекрасно. Просто черный. Спасибо. Сколько я вам должен?
– Я кассу еще не открывала. Заплатите, когда будете уходить.
Вообще-то я собирался взять кофе и пончик с собой. Но, раз уж заплатить за них до семи было нельзя, то сел.
Отхлебнул кофе. Он был темный и крепкий, сваренный из каких-то импортных зерен отличного качества. Уж точно не тот кофе на заправках, на котором я сидел уже