особенно после Мудофеля. Пардон, Мефа.
– Что случилось? – поинтересовалась тетушка Сарабунда.
– Что-то большое, страшное и черное у вас в комнате! – выпалила я.
Она нахмурилась. Потом ухватилась за сердце:
– Адочка, там же Моня! А он очень душевный и трогательный! Только не говори, что ты его напугала!
Плотоядни заворчали, давая понять, что Моня не такой уж душевный, но тетушка Сарабунда тут же на них цыкнула.
– Ванцик, как хорошо, что ты пришел! Заодно полечишь нервную систему моему паучку!
Я потеряла дар речи. Па-па-паучку? Такого размера? Тут что, джунгли?
«Давай сваливать?» – энергично предложила моя арахнофобия.
«Подожди, тут неплохо кормят», – возразил здравый разум.
В общем, дальше утро потекло совсем не так, как я планировала. Меня быстро направили в душ и, только когда привела себя в порядок, дали выпить кофе. А потом отправили на поиск Мони. Как оказалось, паук из рода гарагуртовых побаивался женщин. Но при этом его неизменно к ним тянуло, ничего с пагубной страстью он поделать не мог.
Выяснилось, что Моня с перепугу залетел под мою кровать и наотрез отказывался выходить. Ни уговоры тетушки Сарабунды, ни обещания Ванцепупа Птолемеевича ни к чему не привели. В итоге мне в руки сунули палку колбасы и велели выманивать боязного из-под кровати.
И вот второй час я пыталась уговорить огромное и мохнатое мамочки-не-знаю-что выбраться на свет божий. Не помогали ни эротичные помахивания колбасой, ни рассказы о вкусном завтраке, ни скачки на кровати беси, который всеми силами пытался помочь мне избавиться от Мони.
Последний угрюмо хранил молчание и делал вид, что его там нет. Я уже медленно начинала закипать, потому что совсем иначе планировала сегодняшний день.
– Если ты не выйдешь, я буду петь, – пригрозила я.
Беся с интересом посмотрел на меня. Из-под кровати вдруг послышалось подозрительное шуршание:
– А какой у вас репертуар? Из-извините, пожалуйста…
От неожиданности я выронила из рук колбасу. Беся тут же сориентировался и уволок палку в безопасное место.
– А какой предпочитаете? – осторожно поинтересовалась я.
– Что-нибудь популярное, – тут же донесся ответ. – Грусть-тоску хочу развеять.
Да уж, мы, кажется, тут все утро не грустим. Но у Мони явно свои мысли по этому поводу.
– Так что вы можете? – поинтересовался он. – Нечто неоднозначное, берущее за душу, но на волне мейнстрима?
Ничего себе запросы!
Я задумалась. Вообще-то трезвая я пою плохо. Это объективное суждение, ничего не поделаешь. В хмельном состоянии я пою тоже плохо, но в силу пребывания в приподнятом настроении и уверенности, что могу все, это ощущение как-то притупляется.
– Как певунья – я не очень, – честно призналась Моне.
– И-извините, пожалуйста, – тут же раздалось печально, и донесся горестный вздох.
Некоторое время мы помолчали. Потом раздалось недовольное сопение.
– Скажите вашему