Фома Аквинский, напротив, занимает более сдержанную позицию[65]: за осуждением процента как такового следует изощренная казуистика, в рамках которой случаи взимания процента, подлежащие осуждению, отделяются от случаев, в которых он оправдан (особенно случаев, в которых кредитор несет прямой убыток (damnum emergens), что позволяет обосновать взимание процента по позитивной, пусть и умеренной, ставке, тогда как обоснование на основе упущенной выгоды (lucrum cessans) отвергается, так как оно открыло бы путь легитимизации конкурентной ставки процента – что фактически и происходило постепенно в течение последующих столетий) (см. [Viner, 1978, р. 88–96]).
Путь доказательств, которым следовал Фома, – путь казуистики, или рассмотрения отдельных случаев с различающимися ответами на вопрос о правомерности взимания процента от случая к случаю в зависимости от обстоятельств – был воспринят в последующие столетия в длинной череде работ. Это само по себе демонстрирует, помимо прочего, насколько незначительным было в реальности внимание к многочисленным попыткам запретить взимание процента и какую изобретательность проявляли финансовые операторы того времени для обхождения нормативных ограничений путем изобретения все новых видов контрактов[66]. С учетом используемого метода, эти работы не приводили к обобщениям и, следовательно, к достойным внимания теоретическим наработкам. В общем можно сказать, что авторы рассматриваемого периода и в первую очередь сам Фома были прекрасно осведомлены о функциях денег как средства обмена и стандарта измерения, но не об их функции как средства сохранения ценности.
Обсуждение этических и правовых вопросов часто пересекалось[67], и дебаты по ростовщичеству оказывали влияние на практический выбор между различными правовыми институтами. Их важность была такова, что многие комментаторы рассматривают их – с учетом различных ответов на вопрос о легитимности взимания процента – как ключевой элемент в объяснении темпов перехода к капитализму[68]. Несомненно то, что осуждение ростовщичества не сопровождалось, как то было у Аристотеля, враждебностью к торговой деятельности в общем. Схоласты лишь призывали к правильному поведению: без обмана и принуждения, но также и без того, чтобы наживаться на более слабых договорных позициях партнеров.
Движение к легализации процента было долгим. Противостояние между «ригористами» и сторонниками смягчения позиции продолжалось веками. Первоначальное преобладание первых постепенно сменялось все более распространенным принятием аргументов последних, в особенности после Реформации. Важную роль здесь сыграл процесс, который Вайнер [Viner, 1978, p. 114–150] назвал «секуляризацией», – отход от ссылок на Божественное Откровение и сдвиг от потусторонних к земным ценностям, произошедший в эпоху Ренессанса[69].
Но и в конце XVI в. ростовщичество встречало серьезную оппозицию. Даже после его фактической легализации мы встречаем, например, резкое «Рассуждение о ростовщичестве» Томаса Вильсона, опубликованное