что снижение обменного курса было вызвано негативным торговым балансом[87]. Таким образом, критика Малина Маном очень схожа с той критикой, которую выдвинет Серра против предшествовавших ему интерпретаций слабости неаполитанской валюты (см. подразд. 2.7 наст. гл.)[88].
Работы Мана являются яркой иллюстрацией перехода от буллионизма к меркантилизму. Этот переход сопровождался движением от упрощенного ви́дения непосредственной связи между богатством и драгоценными металлами к более сложной картине на основе полностью развитой теории торгового баланса, в которой внешняя торговля страны бралась в целом, а не складывалась из изолированного рассмотрения двухсторонних балансов по каждой из стран, с которыми велась торговля. Данная теория, наряду с приписыванием государству ключевой роли в экономике, составляет один из ключевых общих элементов (по крайней мере по распространенному мнению), на базе которого историки экономической мысли привычно объединяют под одним заголовком – «меркантилизм» – довольно разнородные идеи и подходы, проявлявшиеся на протяжении длительного исторического периода (с XVI по XVIII в.) вплоть до публикации «Богатства народов» Адама Смита[89].
Сегодня, однако, признается, что использовать термин «меркантилизм» следует очень осторожно. Такие историки экономической мысли, как Шумпетер [Schumpeter, 1914; Шумпетер, 2001], Хекшер [Hekscher, 1931], Джаджес [Judges, 1939], настаивали на том, что мы, строго говоря, не можем исходить из существования единой «меркантилистской школы» по двум причинам. Во-первых, с позитивной стороны, экономическая мысль того периода гораздо богаче и разнообразнее, чем та крайне упрощенная картина, которую предоставляют редукционистские интерпретации. Во-вторых, с негативной стороны, авторы того периода не сформировали стройную систему понимания экономической реальности – и не только на аналитическом уровне, но и на уровне определений базовых понятий. В целом непосредственно практические интересы и потребности явно доминировали у них над теоретической работой.
Для более ясного понимания того наследия, которое авторы эпохи меркантилизма оставили последующей традиции, необходимо прежде всего представить его разнообразие. Более того, то, что большинство из них не может быть отнесено к категории чистых сторонников политики laissez faire, само по себе не является ущербным. Напротив, именно в выражении их взглядов на роль правительства мы находим наиболее интересные и значимые аспекты экономических дебатов того периода.
Так, «меркантилистская» литература очевидно сыграла важную роль культурной поддержки подъема национальных государств, бросая вызов универсализму католической церкви и средневековой империи, с одной стороны, и локализму феодальных структур власти – с другой. Для авторов этого периода центральной проблемой выступало не столько благосостояние индивидов (как это будет у Смита, см. подразд. 5.4 наст. изд.), сколько политическая и военная мощь государства. Положительная