придется ночевать на этом гиблом островке суши. Разжигать огонь там, где до этого было погребальное кострище, чувствовать удушающий запах горелой плоти. Как же они так?..
– Уйдем утром, – сказал Игнат и принялся собирать сушняк. – Сейчас уже опасно, а утром как-нибудь.
Костер они разложили в стороне, как можно дальше от пятачка выгоревшей земли, вскипятили воду, заварили кой-какие оставшиеся у Степана травы. Есть не хотелось, впервые за два дня им не хотелось есть, мутить начинало от одной только мысли о еде. И спать тоже не хотелось. Или просто было страшно? Ведь те люди, или нелюди, что сотворили такое, могли находиться где-то рядом. Могли вернуться, чтобы проверить, что сталось с их жертвой. Могли найти себе новые жертвы. Две новые жертвы…
Потому и не спали. Сидели, пялились в огонь, позорно вздрагивали от каждого шороха. Вздрагивать приходилось часто, потому что, в отличие от мертвяка, болото продолжало жить своей жизнью и не собиралось засыпать. Ближе к полуночи они уже свыклись с этими тревожными звуками, даже начали их различать. Протянуть бы до утра, а там уж как-нибудь…
Наверное, Степан все-таки задремал, потому что от громкого всплеска испуганно дернулся, вскочил на ноги, еще до конца не соображая, что происходит. Рядом вскочил Игнат, всмотрелся в темноту. Плеск повторился. Словно бы крупная рыба билась в сетях. Да вот только откуда в гнилом болоте рыба? Степан потянулся за ружьем. Игнат выдернул из костра головешку, взмахнул ею, разгоняя тьму.
Плеск…
Вздох…
И тихие шлепающие звуки… Словно бы босиком да по грязи…
Волосы на загривке встали дыбом, зубы засвербели все разом, а ладони взмокли.
Степан прицелился в оживающую, обрастающую плотью темноту. Кто-то выбирался из болота на сушу. Кто-то достаточно большой, чтобы издавать вот такие звуки. А им некуда бежать, потому что кругом ночь и топь, потому что они сами загнали себя в ловушку.
– Это он, – послышался рядом голос Игната. – Мертвяк…
И Степан поверил. Потому что никто живой не смог бы сначала уйти в болото, а потом вернуться. Вот так вернуться…
Белые кости с ошметками не то плоти, не то болотной грязи. Руки – сучья, ноги – коряги, голова – черная головешка с пиявками вместо волос. Хорошо, что Степан третьи сутки ничего не жрал…
Неуверенный шаг в их сторону. Один, потом другой. Если сделает еще хоть один, если только попробует, Степан выстрелит. Хотя все его охотничьи инстинкты кричат, что ждать нельзя, стрелять нужно прямо сейчас, пока еще есть возможность.
Степан бы и выстрелил, если бы не Игнат. Игнат вцепился в ствол, зашептал:
– Погоди, Степа…
А беда пришла, откуда не ждали, налетела сверху невидимой птичьей стаей, всколыхнула застоявшийся болотный воздух, обдала их с Игнатом сладким кровавым духом.
Птицы, большие и маленькие, болотные и лесные, ринулись к той твари, что выползла на берег, облепили черной копошащейся мантией. И над всей этой вакханалией главенствовал