испугом.
При налете я на руках спустился со средней полки в проход и оперся на больную ногу. Сильной боли не ощущалось. К вечеру уже ходил по вагону, помогая санитарке. Через сутки наш поезд достиг пригорода Москвы, был в полной безопасности. Более суток нас катали по Московской окружной дороге. Наконец, вывезли на Северную железную дорогу и повезли в Ярославль. На каждой станции встречали делегации женщин с цветами и подарками. Я вместе с сестрами и легкоранеными выходил из вагона для приема цветов, подарков и поцелуев.
На станции Буй одна приятная дама отдала мне целую охапку цветов и принялась меня целовать. На прощание укусила в верхнюю губу. Губа распухла. Об этом узнал весь вагон. Сестры надо мной смеялись. Сестра Валя из соседнего вагона издевалась. При встречах, смеясь, говорила: «Дай я тебя, касатик, хоть один раз поцелую». Поэтому я больше никуда не ходил, несмотря на просьбы сестер, и старался находиться в своем купе, так как отовсюду слышал смешки и издевки.
Кошкин больше сидел. В туалет ходил сам. Куклин лежал и жаловался на боль в плече и непослушность руки. Кошкин рассказывал о приключениях охотников в тайге, повадках птиц и зверей, про глухариные и тетеревиные тока, подражал птицам. Наше купе всегда было набито слушателями. «Почему ничего не рассказываешь?» – спросила меня сестра, поправляя повязку. Кошкин подхватил: «Илья, расскажи ту историю, которую начал рассказывать в Литве, да немцы помешали. Что произошло с твоим дядей?» Я немного поломался, а потом сказал: «Если есть желание, то слушайте. Только одно условие – не мешать, не перебивать и до самого конца не задавать ни одного вопроса». Рассказал о приключении дяди Мити. «Мой дядя Митя, как мы его ласково звали, родной брат моего отца. В деревне все звали его Кочка. Это прозвище настолько ему привилось – позднее всех детей тоже звали Кочками. Кое-кто называл Болотной Кочкой. Прозвали так отчасти из-за фамилии Котриков, что-то созвучное с кочкой, и за его кудри. Настолько они искусно вились на его голове и бороде. Были похожи на каракуль первого сорта. Волосы у него были цвета что-то среднее между черным и рыжим. Блестящие, излучали инфракрасные лучи. Был он высок. Рост 1,8 метра. Коренаст, крепко сложен. В жизни он никогда ни с кем не дрался. Если кто по незнанию налетал на него в драку, задиру он от себя легонько отталкивал и потихоньку уходил. Дядя говорил, что ударом кулака он мог убить лошадь. Отсюда ясно, что будет, если он попадет по человеку. К жернову ветряной мельницы по крутой лестнице высотой 7 метров вносил по два мешка ржи, то есть 10 пудов. Один раз на спор в зубах он втащил к жернову мешок льняного семени весом 6 пудов».
«Это ты врешь», – раздался из соседнего купе раздраженный голос. Кто-то там его одернул: «Не веришь – не слушай, но не перебивай». Я замолчал. «Ну, продолжай, Илья, – просил Кошкин. – Не обращай внимания на реплики».
«Действительную службу дядя служил в морфлоте. В 1914 году был мобилизован в армию и зачислен в экспедиционный корпус, который направлялся для помощи