века, а селяне тщательно соблюдали этот обычай. Установили очередь между деревнями, и раз в три года на расправу Хозяину Леса отводили девушку. На моей памяти до нашей деревни очередь не дошла. Но я слышала негромкие разговоры бывалых мужиков, которые велись за чаркой наливки. Так, чтобы дети не слышали. Но мы, дети, не могли удержаться, чтобы не подслушивать. Уж больно интересно было узнать, о чем взрослые гутарят. Мужики говорили о найденных в чаще женских телах, голых и изувеченных, будто изгрызенных дикими зверями. Еще и со следами чего похуже. Описывалось это так красочно, что эти картины потом приходили ко мне во сне. Я с ужасом представляла, что одно из этих изувеченных тел – мое собственное.
И вот сейчас, когда дядя сказал жене:
– В этот раз совет деревень решил, что настал наш черед жертву отдавать Хозяину Леса, – у меня все внутри обмерло.
Мой слух, обострившийся после потери зрения, жадно ловил каждое слово за дверью.
– Как же выбирать будут? – взволнованно воскликнула тетя. Понимаю ее беспокойство – две взрослые дочери, притом хорошенькие. Вдруг выбор на кого-то из них падет?
– Решили жребий бросать, – мрачно изрек дядя. – Бумажки с именем каждой подходящей девицы бросят в мешок. А потом староста перемешает и вытянет одну.
– Будем надеяться, что нас пронесет, – нервно воскликнула тетя.
Ее муж бросил едкую фразу:
– Как по мне, нужно от бесполезных и ущербных избавляться.
Тетя вскрикнула, от волнения даже голос повысив:
– Да ты чего?! Бедняжке и так досталось уже! Бога не гневи такими речами!
– Тьху на тебя! Лучше бы так о родных детях переживала! – воскликнул дядя.
На этом разговор прервался. Я же, ни жива ни мертва, поднялась со стула, на котором перебирала пряжу. Медленно, на одеревеневших ногах, подошла к кровати и упала на нее. Разразилась горькими рыданиями, чувствуя, как жестокие слова дяди еще сильнее бередят свежие раны в сердце. Горько осознавать, что даже единственным оставшимся родственникам ты настолько не нужна, что они готовы отдать тебя на верную погибель. Будь воля дяди, он бы так и сделал. Связал по рукам и ногам, отвез в лес и оставил на потеху Хозяину Леса и дикому зверью.
И совершенно неожиданно я поняла, как сильно хочу жить. Пусть даже такая: увечная и никому не нужная. Хоть это и эгоистично, но я порадовалась, что староста решил тянуть жребий. У меня есть шанс на спасение. То, что из мешка вытащат бумажку с моим именем, вряд ли случится. Ну не может одному человеку не везти во всем. Потеря родителей, своего дома, зрения. Если еще именно мне придется платить долг Хозяину Леса, то значит, на мне точно клеймо какое-то. Не иначе как прокляли еще при рождении.
Теперь я постоянно прислушивалась к разговорам вокруг, жадно ловя малейшие упоминания о жеребьевке. Похоже, известие всколыхнуло всех. С улицы доносились встревоженные голоса обсуждающих предстоящее событие людей. Мои двоюродные сестры