родители, – мягко поправился Отречение. – Если тебя может бросить мать, то кто же на это не способен? Вот почему я существую. Может быть, я и иллюзия, но для тебя я – реальность.
Возник четвертый доппель, который выглядел как совсем юный Кёниг. На заплаканном лице можно было прочесть все утраты брошеного ребенка, который внезапно понял, что ни единой душе в мире нет до него дела, если не считать тех, кому интересно как-нибудь его использовать. Кёниг сосредоточился на настоящем и прогнал этого доппеля. Было не время тревожиться о старых ранах, пусть они и успели нагноиться.
– Вот и твой любимчик, ученый, – сплюнул Отречение с яростным отвращением.
– Он мой друг.
– У нас не бывает друзей, – ответил Отречение. – Настоящих друзей.
Несмотря на правоту доппеля, у Кёнига все же сжались челюсти от злобы так, что заскрипели зубы. Они были друзьями в прошлом, до того как он решил создать бога.
– Он полезен, – ответил Кёниг.
– Он нас ненавидит, – предостерег Отречение. – Тебе нельзя доверять ему. Он психически здоров.
– В тот день, когда ты посоветуешь мне кому-нибудь поверить, я сразу пойму, что попал в большую переделку.
– В этом отношении я должен согласиться с Отречением, – встрял в разговор Приятие и тут же снова уткнулся в угол, когда Кёниг бросил в его сторону предостерегающий взгляд. – Мне кажется, мы ему не нравимся, – прошептал доппель. – Я думаю, и тебя он тоже не любит, – добавил он, глянув на Кёнига. – Он думает, что ты украл его идею.
– Мне нет дела до того, нравлюсь я ему или нет. Мне просто нужно, чтобы он был полезен.
Приятие ухмыльнулся, будто понимая, что это ложь.
Ауфшлаг Хоэ, главный ученый Геборене Дамонен, вошел в покои Кёнига и низко поклонился, изо всех сил стараясь не обращать внимания на доппелей верховного жреца. Они же, в свою очередь, метали в его сторону взгляды, полные ненависти и презрения. В хорошие дни он задумывался о том, какой вывод можно сделать из этого касательно мнения Кёнига о верховном ученом. В дурные дни подумывал, не убить ли ему помешанного теократа.
«Итак, каким же днем окажется сегодняшний?»
Но могущество Кёнига как гефаргайста было вне всякого сомнения. Ауфшлагу достаточно было провести всего несколько минут в присутствии главного жреца, чтобы поразительная гениальность, провидение и глубина понимания, которыми обладал Фюример, совершенно ошеломили Хоэ. Сам масштаб планов Кёнига вызывал благоговейный ужас. Фюример был не из тех, кто мыслит мелко. Он оперировал вечными категориями.
Сомнения закрадывались уже позже. Ауфшлаг бессонными ночами задавался вопросом о том, кто же на самом деле Кёниг: гений или погруженный в бредовые иллюзии сумасшедший. Как же трудно было понять это наверняка.
Восприятие являлось реальностью; это гайстескранкен понимали очень хорошо. Оно служило им источником силы, делало их особенными и выделяло среди общей массы обыкновенных людей. Но Ауфшлаг понимал. Его опыты позволили ему узнать истину:
Все