был, – кивнул Псковитинов. – По крайней мере, мы уже знаем двоих сообщников – брата и сестру Антоновых.
– Парашке часто доставалось от Анастасии Федоровны за грубость, нечистоплотность, неаккуратность. А уж как она меня самого завлекала, змея подколодная. Решилась извести хозяйку и извела. Брата заставила убить. Вы уж, Александр Иванович, дознайтесь до правды и всех представьте к ответу. Чтобы ни одна крыса поганая не прошмыгнула.
– Приложу все старания. – Псковитинов снова поклонился. – Что же? А теперь я хотел бы поговорить с другими комнатными девушками, если, конечно, не возражает его сиятельство.
Одного взгляда на Аракчеева было достаточно, чтобы понять, он безоговорочно верит следователю, так что, вели Псковитинов ему самому держать ответ, сел бы на стул напротив следственной комиссии и скромно отвечал бы на заданные вопросы.
– Арестованные Татьяна Аникеева и Аксинья Семенова доставлены, – сообщил адъютант Медведев. И горничные предстали перед комиссией. Обе сконфуженные, так как, отобрав от них привычную одежду, им выдали только длинные рубахи, появиться в которых на людях считалось крайне неприличным.
– Признавайтесь, милые, кто из вас Татьяна, кто Аксинья? – мягко начал Псковитинов.
– Ваша честь. Я Татьяна Аникеева. Девица христианского вероисповедания, крепостная господина Алексея Андреевича Аракчеева. Родилась и постоянно проживаю в селе Грузино, – отрапортовала первая девица.
Дочка кухмейстера оказалась статной девушкой с белым нежным лицом, зелеными глазами и рыжеватыми волосами. Высокая грудь и прямая спина делали ее похожей на древнегреческую богиню. Впрочем, сходство добавляла прическа, волосы убиралась под ленту роскошным валиком. Удивительно, что, сидя в темнице без гребня и зеркала, она умудрилась сделать себе такую прическу. Впрочем, Псковитинов понятия не имел, как содержатся в этих местах узники, если они сидели все вместе, возможно, что и причесывали друг дружку по очереди.
– Кто же тебя надоумил вот так представляться?! Кто научил? – опешил Миллер.
– Барыня Анастасия Федоровна Шумская. Покойница. Она часто суды устраивала. Дела разные разбирала, судила, наказание назначала, в эдикюль запирала. Я и про очную ставку знаю, и про обыски с понятыми могу рассказать…
– Ладно, ладно, – замахал на нее Псковитинов. – В суд они, понимаешь ли, играли. Очные ставки устраивали. Ты вот лучше мне скажи, где ты была в момент убийства Анастасии Федоровны? – сдвинув брови, осведомился Псковитинов.
– В эдикюле сидела, – понурилась девица.
– В темнице, значит. – Следователь кивнул. – За что?
– Заснула без разрешения. Хозяйка велела трое суток не спать, а я возьми и задремли.
– Понятно. Когда убивали твою госпожу, крики слышала?
– Не слышала.
– Что так? Эдикюль в двух шагах от дома.
– Спала, наверное. – Она простовато повела плечами. – Почти трое суток глаз не могла сомкнуть, вот и сомлела.
– А