сердца.
Больше нигде не встретишь их, ни в один день года- только в канун Всех Святых распускаются эти маленькие, яркие, словно звезды, цветы- на границе миров, там, где завеса тоньше всего.
Легенда говорит: соберешь букет анант'кара в ночь Самайна – и фаэри исполнят любое твое желание. Соберешь букет анант'кара- и жди гостя с той стороны.
Старая примета, думает Зеленая ведьма. Старая, отвечает ей голос Короля фаэри, старая, как мир…
На ее коленях- букет анант'кара…
Собственно, ведьмы
Алайя
Я так любил ее- за рыжие кудри, за пронзительную синеву глаз и звонкий смех. Я любил ее до безумия, до беспамятства, и так жалел порой, что люблю- ибо моя любимая была ведьмой, и ведьмой вполне настоящей.
Птицы слетались к ней, дикие животные приходили с гор поесть из ее рук. В ее саду розы цвели круглый год, а деревья зеленели даже зимой. Добрее я девушки не встречал, нежнее свет не видывал – но она была ведьмой, эта непокорная, гордая и дерзкая порой девушка, и с этим ничего было не поделать. В тот день пришел я к старому дубу, просить ее руки, но она отказала мне.
– Ты не женишься на мне, – п
ечально говорила мне она, гладя мои волосы, – ты никогда на мне не женишься, Ивар, и нечего тут даже говорить. Собственно, и думать об этом забудь. Не женишься и все.
– Но, Алайя…
– Ты не сможешь жениться на ведьме. Тебя же засмеют, а ты гордый. И отец твой тебе откажет от дома, потому что принципиальный. Я же знаю. Ты не женишься на мне, потому что не сможешь отказаться от своей жизни. А я не выйду за тебя, потому что не смогу перестать собой быть.
– Но, Алайя…
– Нет, Ивар, – глаза ее были грустны, – говорить тут не о чем. Я останусь собой, ты останешься собой.
На этом разговор был окончен. После того дня я не видел ее. Мать, когда я вернулся домой, всплеснула руками:
– Как, отказала? И ты отпустил ее? Ведь любит же тебя девка, да и какая разница, кто она там- ведьма или не ведьма? Ты любишь ее, я знаю. Неужто ты у меня дурень такой, чтобы легко отпустить любимую?..
После нашего разговора Алайя исчезла. Ходили слухи, что она перебралась куда-то, вышла замуж. Говорили, что умерла родами, что покончила с собой, но я знал, что это не так. Я знал, что с ней случилось, знал, и никому не говорил, ибо понимал, что в том была и моя вина. Не отпусти я ее, все могло бы быть иначе.
Помнил я, что говорила она – ходит, ходит за нею тень в темном плаще, наблюдает – и видел ее страх. В тот год часто пропадали девушки вроде Алайи – яркие, необычные, и знахарки, и ведуньи. Те, словом, кто отличался от обычных лекарей, женщин и просто жителей деревни. Мы знали, куда они исчезали, но сделать ничего не могли. Одно сказанное шепотом слово «Инквизиция» – и все попытки прекратить облавы и защитить невинных женщин прекратились.
Я так любил ее… и так жалел, что она была ведьмой – но еще больше жалел, что не смог уберечь ее от тех, кто хотел ей зла. На ведьмах, говорят, не женятся. Женятся-