что перед нами не просто человек, а величайший страстотерпец, принимающий нечеловеческие муки как истинный Спаситель мира – красиво и с достоинством. Кстати, он уже мёртв, но смерть не делает его менее прекрасным. То есть в плане идеализации Рафаэль абсолютно в духе своего времени.
Динамизм сцены подчеркивается танцующими на облачках ангелами. И они так эффектно подставляют сосуды под струящуюся кровь! Прекрасна и природа. Кстати, в отличие от Рафаэля, у Перуджино ангелы статичны («Мадонна с Младенцем и ангелом»). Не любил флорентиец излишней резвости.
Велико влияние Перуджино и на рафаэлевские изображения святых у подножия креста. Но вот земля на месте казни у Рафаэля темно-коричневая, что добавляет трагичности происходящему. У Перуджино персонажи не часто контактируют со зрителем, оставаясь в своем, замкнутом мире. У Рафаэля немножко по-другому: взоры сразу двух женщин направлены на нас, а не на Христа. Композиция у Рафаэля хоть и симметричная, но более свободная, нежели у учителя. А, например, Мария Клеопова (крайняя справа) и вовсе слегка выпадает из сцены. То есть определенная дисгармония имеет место. Понятно, что это – осознанное решение Рафаэля. Видимо, таким образом он хотел оживить композицию, сделать её более реалистичной.
Рафаэлевские женские образы хоть и идеализированные, но все-таки индивидуальные. У молодого художника свой почерк. При том, что по отношению к предшественникам он весьма уважителен.
Композиция Рафаэля должна была вписаться в уже существующий интерьер церкви. И если это случилось, её место там, а не в картинной галерее.
Маттиас Грюневальд
Маттиас Грюневальд (1465—1528). «Распятие». 1510. Вашингтонская национальная галерея.
Маттиас Грюневальд – представитель Северной Европы. Спутать его творчество с творчеством, например, мастеров из Италии положительно невозможно. Уж очень своеобразная живопись. Её особенность – прямо-таки яростная экспрессия. Художник бьёт по чувствам зрителя, повергая его в недоумение, если не в оторопь.
Картина интересна, прежде всего, необычностью композиции. Как правило, Иисус умирает на кресте, будучи взнесённым над Голгофой. Он словно парит в облаках, вызывая восторг и благоговение у зрителя. Иное дело у Грюневальда. Здесь казнь выглядит совсем не эпически, а чуть ли не «по-домашнему»: на берегу какой-то речки, в ложбинке, на наспех сколоченном кресте. Люди, которые распяли Спасителя здесь, думали отнюдь не о красоте его кончины. Иисуса просто умертвили с максимально возможными для него страданиями. Здесь он не герой, а несчастный человек, каких тысячи, которые умирали вот так же тихо, будучи приговоренными к расставанию с жизнью чьей-то злой волей совершенно ни за что. У Грюневальда Христос только и исключительно мученик, а не спаситель мира. И это не совсем обычный взгляд для живописи начала XVI века.
Свидетелей