куда-подальше – победим. Будем выходить из партии и комсомола, давать им бесконтрольно и беспардонно наживаться – подомнут они под себя экономику. После политическую власть захватят. Тогда по-настоящему прежние времена вернутся! И всех инакомыслящих к стенке, в шашки или с петлей на шее на фонарь! Я такого, брат, насмотрелся!
На следующий день отмытый после дальней дороги Николай встал на партийный и военный учет, узнал в какие высшие учебные заведения принимают. Вечером отличился – починил швейную машину, на которую слесари фабрики (так теперь назывались мастерские Александра Федоровича) давно махнули рукой.
– Что швейная машина, что пулемет – по сути дела одно и тоже. А пулеметов я много починил.
– Вот, и будешь главным механиком! – сказал папаша. – Шурка многих комсомольцев на работу устроил. Да только нет у этих ребят серьезного подхода к делу. Думают о светлом будущем, а о сегодняшнем дне не очень заботятся.
– Я, папаша, высшее образование хочу получить, институт окончить. А там и в главные механики можно. Пока знаний не хватает. О Леночке Князевой, что-нибудь слышно?
– Видел ее на днях, – снова влез Шурка. – Прямо старорежимной барынькой стала! Вся в иностранном тряпье! Пальто с меховым воротничком! Тьфу! А ведь всю Гражданскую прошла! Вот, каким боком поворачивается «временное отступление»! О тебе спрашивала… Живет по-прежнему в бывшем доме родителей.
Дождавшись воскресенья, Николай поспешил в особняк, некогда принадлежавший Князевым. Парадный вход был наглухо заколочен. Подошел к черному входу для прислуги. Нашел табличку с надписью: «Князева», позвонил. Дверь открыла Леночка. Она была в шерстяном платье, таком же, что носили жены и содержанки нэпманов.
– Коленька! – бросилась на шею любимому Леночка. – Ну, что же ты не позвонил? Мог бы и не застать! Я хотела прогуляться, подышать воздухом перед началом рабочей недели.
Николай снова впился в любимую долгим поцелуем.
– Что же мы так? В прихожей? Пойдем в мою комнату! Вот и телефон. Номер прежний, какой был до революции, – кивнула Леночка на аппарат, висевший на исписанной телефонными номерами стене.
Потом была страсть, как тогда – перед уходом молодых людей на фронт. Потом были нежность и воспоминания, воспоминания…
– Где ты работаешь, Леночка? – спросил Коля.
– В Народном Комиссариате Просвещения. Меня туда после демобилизации из Красной Армии направили по партийному распределению.
– Так, ты член партии?
– Конечно! С девятнадцатого года – перед штурмом Уфы вступила.
– Надо же! А я только с двадцатого… Это – надо полагать – «временное отступление»? – кивнул Лебедев на брошенное на стул дорогое платье, стоявшие у кровати дорогие туфельки.
– Наш народный комиссар товарищ Луначарский посмотрел на пришедших с фронтов девушек в сапогах, гимнастерках, красных косынках, наганами на поясах. Дал