сказал я. – Можно всё что хочешь вывести. Было бы желание.
– Оно, конечно, может, и можно. – еле слышно пробормотал старик. – А что останется? Вот у меня ноги гнилые. А коли их отрезать? Никаких не будет. Вот и правда. Подай со стола-то!
Я не шевелился и молчал. Старика хотелось убить. Но я знал – он только того и ждёт, специально напрашивается.
– Ладно. Слушай сюда. – вдруг заговорщицки зашептал старик. – Нет ей места в жизни. Нет, понял? Не нужна она. Потому что не по правилам. Нарушает, значит. Не найдёшь её – пропадёт. А найдёшь – погубишь, да спасёшь. Не буди лиха, пока оно тихо.
– Где найти? – спросил я.
– Дай со стола-то! – заскулил старик. – Дай!
Но я по-прежнему стоял как истукан. Не потому, что не хотел давать ему лекарство, а потому что не имел право трогать вещи тут, в этом проклятом доме.
И тогда старик потянулся сам. Он всё тянул и тянул свою сухую, покрытую коростой руку, тянул и тянул, и она вытянулась как шланг – длинная, страшная, с шевелящимися птичьими пальцами.
Я онемел от ужаса.
– Не найдёшь её – пропадёт. А найдёшь – погубишь, да спасёшь. – бормотал старик, не раскрывая рта.
Мне хотелось кричать. И я бы закричал, да никак не получалось. Я, кажется, забыл – как.
– Погубишь… Погубишь…
Я хотел заорать во всю глотку, но издал тонкий щенячий писк.
Я резко проснулся, и сначала только и мог, что судорожно дышать, хватаясь за грудь. Господи! Приснится же такое! Уфф.
Я лежал на полу. Не на кровати и не на диване. Спина затекла, в голове шумело. За окном был божий день, но он, похоже, уже шёл на убыль. Я медленно приходил в себя. Голова работала плохо, я с трудом вспоминал подробности вчерашних посиделок. Где это Егор, интересно знать? Уехал или тоже дрыхнет где-нибудь под столом?
В прихожей раздался звонок, потом мамины шаги и голоса.
– И не мечтайте. – сказала мама сердито. – Никаких ему гулянок. Нагулялся уже. От души.
– Ну, тётя Марин! – затянул низким голосом Серёга. – Вы же нас сто лет знаете. У нас всё чиннно, благородно.
– Вот именно. Знаю.
– Тётечка Мариночка. – вступил в разговор сладкоречивый Тимур. – Вы совершенно правы. Лично я вас очень понимаю. Но войдите в ситуацию. Мы же нарушим традицию.
– Тимурчик, солнце, ты мне сейчас ещё расскажи, что у вас традиция тридцать первого декабря в баню ходить!
– О, нет, тётя Марина, всё гораздо круче. Просто если вы не выпустите Геру, вы обидите Киру. А вы ведь любите Киру?
– И при чём тут твоя сестра? – насторожилась мама.
Тимур был мастер уговаривать, и она об этом прекрасно знала. Небось, смотрел ей сейчас прямо в глаза и кротко улыбался, зараза.
Тимур выдержал эффектную паузу.
– А у Киры помолвка. – произнёс он задушевным голосом.
– Господи! – воскликнула мама. – Кира! Когда успела?
– Ну, я пока не сказал «да», так что не будем загадывать.
Они рассмеялись. Я поднялся на ноги. Голова трещала. Мочевой пузырь угрожал лопнуть сию же минуту. Вышел