низкие”»[44].
Примечательно, однако, другое: почему-то именно «атомная бомба» фигурирует как главное достижение сталинского режима. Понятно, что за словами о бомбе подразумевается передовая наука и соответствующий уровень промышленности. Но нет сомнений, что уровень научных и технических достижений был бы на порядок выше, если бы репрессивная власть не вынуждала одних ученых и инженеров к эмиграции (хрестоматийными стали фамилии И.И. Сикорского и В.К. Зворыкина, я уж не говорю о «философском пароходе»), не уничтожала бы других, не помещала бы третьих в «шарашки». (Об одной из «шарашек» говорится в романе А.И. Солженицына «В круге первом». Там тоже были достижения, но, повторю, неужели в условиях свободного творчества они были бы ниже?)
Так вот, показательно, что «достижения Сталина» редуцированы именно до средства массового уничтожения. Государственная цель, действительно, состояла не в расцвете общества, а в противостоянии «империалистическому лагерю» – этой бездонной топке, куда бросались судьбы людей, природные богатства, культурные ценности и проч. и проч. За символом «атомной бомбы» скрывается совершенно технократический взгляд на смысл существования общества. Да и само понятие «передовая наука» как один из индикаторов развития не может ограничиваться научными достижениями, предназначенными только для военного или связанного с ним производства. Современная наука и вообще современное общество немыслимы без социальных наук и наук о человеке. Между тем эти научные сферы, как, впрочем, и некоторые области естественных наук, находились под жестким идеологическим контролем, и некоторые научные направления либо впрямую запрещались (например, социология, психология, генетика, кибернетика), либо существенно ограничивались, а их представители подвергались разного рода репрессиям.
Наконец, главное: социальная эффективность принципиально отличается от эффективности, условно говоря, утилитарной. Так, изобретенная в период Великой французской революции гильотина, конечно, стала гораздо более эффективным орудием казни, чем традиционный топор палача. Но были ли для французского общества «эффективны» массовые казни «врагов народа» – сначала аристократов, а затем (в рамках внутривидовой борьбы) и многих революционеров? Социальная эффективность имеет иные оси координат. И среди них – способность достигнутого результата стать основой для дальнейшего развития общества.
Мобилизационная модель, в ходе которой в СССР действительно была создана (а во многом воссоздана после Гражданской войны) тяжелая промышленность, могла стать основой для улучшения жизни людей и последующего динамичного развития экономики. Но не стала. Нельзя отрицать, что к 1940 г. обозначилось некоторое повышение материального уровня жизни населения. Однако в целом достигнутые результаты предназначались не для человека, а для все той же мессианской цели. Скажут: СССР готовился к войне. Но ведь другое тоталитарное государство – Германия – еще