– и на какое-то время он попал под сильное влияние их идеалов и их техники. Позже, когда началась Великая [Первая мировая] война, он обнаружил, что не согласен со многими своими братьями по кисти. Они полагали, что новая русская революция обещала – как естественное следствие – полное одобрение кубистической идеи искусства, и они хотели, чтобы он отправился в Россию, чтобы там развивать кубизм как великое выразительное искусство будущего. Но он с этим не согласился. Вместо этого, будучи темпераментным человеком и коллективистом, он почувствовал, что искусство должно быть более прямым и просто выразительным не только с точки зрения чувств и импульсов массы, но и с точки зрения ее понимания. Чтобы разобраться в этом вопросе, он решил вернуться в Мексику, где надеялся в какой-то форме выразить мысли массы, и стал писать муралы[96] для правительственных учреждений. В последнее время его работа там довольно далеко продвинулась, но Россия, похоже, предложила массам новый способ выражения в искусстве, и он решил направиться туда, взяв с собой презентации и большую коллекцию фотографических репродукций своих работ. Этими аргументами он надеется побудить власти СССР поручить ему художественное оформление советских зданий. В случае успеха на переговорах он вернется в Мексику, чтобы завершить там работу (только на несколько месяцев), а затем на неопределенное время уедет в Россию.
Сегодняшняя беседа с Максом Эрнстом, юристом, показывает, что он сомневается в обоснованности выводов нынешней науки в том, что касается астрономии. У него (благодаря Майкельсону и Эйнштейну)[97] появились причины полагать, что звезды расположены не так далеко, как обычно утверждают астрономы. Кроме того, они не могут быть столь огромными, как это предсказывают текущие математические выкладки. Еще одна из его мыслей заключается в том, что Луна оказывает самое сильное физическое и эмоциональное воздействие на человека и на Землю (приливы, менструальные циклы у женщин, аномальное поведение безумцев) и что ее нужно снова и снова исследовать. Он также полагает, что нужно восстановить старый лунный год (13 месяцев), чтобы математически настроить человека на соответствие реальному математическому и эмоциональному поведению.
После ужина в этот день у нас была прощальная вечеринка – Энтони, Моррис Эрнст и г-жа Эрнст, ее сестра г-жа Эпштейн, Б. У. Хьюбш, судья […] Мюллер, Диего Ривера и я. Много заходов на выпивку. Имбирное пиво. Каламбуры. У меня такое чувство, что г-жа Эрнст меня не любит. В полночь мы расстаемся. Я иду на верхнюю палубу немного подышать воздухом – и потом спать. Читаю «Южный ветер»[98].
25 окт. 1927 года, вторник, Плимут, Англия (судно «Мавритания»)
Дождь. Дела не ждут. На борт принесли письма. Эрнст не поедет в Лондон на авто. Я завтракаю с судьей Мюллером. Работа над статьей. Мы едем в Шербур[99]. Чаевые – туфли $1.00. Банщик $2.00. Официант в каюте $7.00. Официант в столовой $5.00. Шляпы, гардеробщик