к поверхности, замечая людей и предметы в воздушном мире, но неспособная к ним присоединиться. Вокруг меня звучали голоса, приглушенные и бессмысленные. То и дело случайная фраза проникала через прозрачную жидкость вокруг меня и оказывалась в моей голове, вися, как крохотная медуза, – круглая и прозрачная, пульсирующая каким-то мистическим тайным значением; слова плыли, как потерянная рыболовная сеть. Каждое предложение висело какое-то время передо мной, сворачиваясь и разворачиваясь в причудливом ритме, а потом поднималось вверх, оставляя после себя тишину. Между маленькими медузами были большие пространства чистой воды, некоторые наполнены сияющим светом, другие темнотой внутреннего покоя. Я то всплывала выше, то опускалась ниже, заключенная между поверхностью и глубинами, двигаясь по прихоти неведомых течений.
– Целитель, воззрись. – Шипение. Неловкое движение, какая-то дремлющая спора сознания, потревоженная движением, цветами и звуками. За этим последовал укол, металлический и острый – кто меня зовет? – Целитель, воззрись.
Я открыла глаза. Я не ослепла – опускались сумерки, и комната была наполнена мягким светом, как под водой.
– Господь Иисус Христос, великий Целитель: воззрись с милостью Твоею на рабу Божию; дай мудрости и терпения тем, кто смотрит за ней в ее болезни; благослови ее выздоровление…
Слова проплыли мимо меня шепчущим потоком, холодя кожу. Передо мной сидел мужчина, склонив темную голову над книгой. Свет в комнате укрывал его, и казалось, что он его часть.
– Протяни длань Твою, – шептал он страницам хриплым надтреснутым голосом, – да будет воля Твоя возвратить ей здравие и силу, чтоб могла она жить и возносить молитвы Тебе за доброту и милость Твою, во славу Твоего святого имени. Аминь.
– Роджер? – сказала я, пытаясь угадать имя. Мой собственный голос звучал хрипло от долгого молчания, слова давались с трудом.
Его глаза, закрытые в молитве, резко открылись от удивления, и я подумала, какой живой и волшебный у них цвет – зелень влажной змеиной чешуи и летней листвы.
– Клэр? – Его голос внезапно дрогнул и стал высоким, как бывает у подростков, и он выронил книгу.
– Я не знаю, – ответила я, ощущая, что сонные призрачные воды угрожают снова поглотить меня. – Это я?
Я могла приподнять руку на пару секунд, но была слишком слаба, чтобы поднять голову, не говоря уж о том, чтобы самой сесть. Роджер подтянул меня повыше и уложил на кучу подушек. Он положил руку мне на шею, чтобы я могла попить воды из чашки, которую он держал у моих сухих губ. Странное ощущение от его руки на голой коже шеи запустило смутный процесс осознания. Я почувствовала тепло его руки, близкое и мгновенное, где-то около затылка и дернулась, как форель на крючке, отправив чашку с водой в полет.
– Что? Что? – лепетала я, хватаясь за голову, слишком ошарашенная для того, чтобы формулировать связные предложения, и не обращая никакого внимания на холодную воду, намочившую простыни. –