Тогда он встряхивается, встает, делает три-четыре энергичных шага. Особенно-то не разгонишься. Все пространство между нарами, расположенными по обе стороны вагона двумя ярусами, заставлено ящиками.
«Наверное, три часа», – думает Шибай и тут же понимает, что зря себя успокаивает. Только проехали Иркутск, а капитан Свят днем объяснял: по графику эшелон проследует через этот город в ноль тридцать. Значит, дневалить еще больше трех часов. Калабашкин сменит в пять. Тяжело не спать вторую ночь. На фронте другое дело, там обстановка подстегивала, а теперь… Это ему старшина Махоткин удружил. Он в вагоне для всех солдат теперь начальник. Четыре наряда вне очереди всыпал. Да еще сказал: «Считай, легко отделался. На месте взводного я бы на губу тебя закатал, чтоб другим неповадно было».
Да разве он с умыслом отстал? Так получилось. Хотел ребятам добром отплатить. Те на остановках каждый день что-нибудь покупают: то шанежки, то орешки кедровые. Вот и он решил товарищам пир устроить. Даже трофейную авторучку для обмена не пожалел, хотя ни у кого такой нет. Если за деньги не выйдет, подумал, то за ручку чего-нибудь вкусного непременно дадут. Как на грех, базара на той станции не оказалось. Метнулся туда, сюда – ничего. И надо ж было ту девчонку встретить…
Шибай достает из вещмешка заветную тетрадку. Самое время записать кое-что.
Тетрадку он завел еще на фронте. Это не дневник, скорее памятка. Ведет он ее, правда, нерегулярно, безалаберно, пишет то про одно, то совсем про другое. «Никакой системы, – сказала бы Нина Васильевна. – Чему я тебя, Сережа, только учила?» Она такая, строгая! Редкой увлеченности человек! Из-за Нины Васильевны Шибай и радиоделом увлекся. Сперва детектор смастерил, потом в кружке Дома пионеров на передатчике учился работать. Казалось бы, что общего с географией? А на поверку вышло – есть прочная связь. С помощью передатчика легко «путешествовать» по разным странам. Свяжешься с корреспондентом – Дания отвечает или Ирландия… Незнакомые города, люди, говорящие на чужом языке, но понимающие азбуку Морзе…
Иногда Шибай задается вопросом: не для Нины ли Васильевны он ведет свои записи?.. Вот вернется домой, придет в школу, и Нина Васильевна непременно полный отчет спросит.
Особенно трудно запоминаются названия. Шибай медленно листает тетрадь. Ну вот, например: Шпремберг, Гальсен, Барут, Цоссен… По всем этим городам прошли не прогулочным шагом – с боями. Он переворачивает страницу. Еще запись: тонкий лори цейлонский, малая панда, скунс… Диковинные животные. Запись сделана после боев в Берлинском зоопарке, когда они с ребятами отправились спасать зверей. Человек сам за себя постоять может. Животное же – тварь бессловесная. А фрицы жалости лишены. Что им редкие животные!.. Шибай видел раненую самку кенгуру, обезумевшую от боли. Затолкала в сумку детеныша, бежит. По ноге кровь течет, а в глазах слезы, самые настоящие…
Уронив тетрадку на колени, Шибай смотрит в открытую настежь дверь. За ней густо-фиолетовая темень. Ветерок, врывающийся в теплушку, ведет себя полноправным хозяином. Лес, насильственно разрезанный стальной колеей, выстроился вдоль железнодорожного полотна,