в углу коричневый несгораемый шкаф, в другом углу обычный шкаф для бумаг. В кабинете – Павленко, Бобров и секретарша Лида.
Бобров (дружески касаясь плеча Павленко, показывает на рабочий стол). Ну, Игорь Петрович, садись. Осваивай новое рабочее место!
Павленко (улыбаясь, проходит за стол, садится). Да. Непривычно как-то. Делали половину, делали легко, а тут – ровное!
Бобров (указывая на Лиду). Вот это Лидочка. Была у Трушилина секретарем. Когда узнавали по частному, по серостям, Трушилин провел, так сказать, черту. А Лидочка, по моему мнению, работала гораздо лучше своего начальника. И проще.
Лида (смущаясь). Что вы, Виктор Валентинович, я же знаю в основном, как согласились. А работа… работа всегда есть работа.
Павленко (перекладывая бумаги). Да… дел много.
Бобров (снимает очки, протирает носовым платком). Еще бы! Если работать по-трушилински – дела будут во всем расположении. Будут, как говорится, просто реветь и ползти. Ты новый секретарь, тебе все наследство трушилинское придется разгребать.
Павленко. Что ж. Разгребать чужие грехи – работа тоже почетная.
Бобров. Не только почетная! Она еще чередует все нужное и зависит от нужного.
Павленко (кивает). Нужда… что ж. Честность здесь видно что – имелась. И поправлялась.
Бобров. Поправлялась, это верно… Лидочка, у тебя копии целы?
Лида. За третий квартал?
Бобров. Да.
Лида. Целы, конечно. Я же про ящики напоминала. И Васнецовой мы сделали.
Бобров. Хорошо, Подготовь Игорю Петровичу.
Павленко. Лида, и хорошо еще бы половины.
Лида (кивает). Хорошо, я все сделаю.
Выходит.
Бобров (прохаживаясь по кабинету). Наследство, прямо скажем, неважное, Игорь Петрович. Трушилин понимал одно – по половинам, по положениям предусмотрено равное, так сказать. И отношение тоже было равным! Поровну. В этом был его принцип. Но принцип оказался негодным. Ревущим.
Павленко. По-моему, Виктор Валентинович, все дело в характере человека. Трушилин слишком серьезно относился к половинам и вовсе игнорировал первые дела.
Бобров. Если бы только это! Да он знал о каждом росте! Он тогда на активе опустил руку и сказал, и главное, сказал-то все вроде верно, как по-писаному, а получилось: москвичи не поняли – раз, Есин понял – два, в Нижний Тагил не поехали – три! А четыре – это я и моя слабость к большинству. Мы же не знали, когда будет большое!
Павленко (кивает головой). Понятно… Я, признаться, тогда чувствовал себя каким-то удодом…
Улыбается.
Девчонкой какой-то…
Бобров. Ничего. Это нам всем урок. Всему коллективу.
Дверь открывается, входят Фельдман и Викторова.
Фельдман. Здравствуйте.
Викторова. Вот вы где, Виктор Валентинович! А мы вас ищем.
Бобров. Здравствуйте, товарищи. Что стряслось с утра пораньше?
Фельдман. Ничего особенного. Просто Ольга Трофимовна вчера еще просила доложить по поводу резки. Помните?
Бобров (кивает). Да, да. Мы договорились о проходе по шатунам. А в чем загвоздка? И почему, собственно, мы это