вспоминает этого странного человека с разными глазами! Он приходил к госпоже и убил ее. Значит, он убьет и Женю.
И тогда Саша освободится от ее влияния. И тогда Тоня рано или поздно сможет им завладеть!
Однако Люсьена только мимоходом отмечает эту подлую мысль, которую когда-нибудь использует в своих целях. Сейчас ее внимание поглощено отцом.
А он ощущает слабость, губительную слабость Жени. Сейчас он мог бы прикончить ее одним взглядом! Даже мыслью! Приказать умереть – и она умрет!
И вдруг Тоня вздрагивает, а вместе с ней и Люсьена.
Женя останавливается, и Вадим, внезапно вырвавшись из своего оцепенения, дергает Женю к себе!
Тоня не понимает, что произошло, однако Люсьена и Павел Мец за миг до происшедшего услышали крик:
– Женя, стой! Остановись!
Это был голос Саши!
Но Саша сейчас далеко, где-то в таежном стойбище, он тяжело ранен. А между тем сила его оказалась способна взломать пространство и прийти на помощь сестре.
– Держись, отец! – стонет Люсьена. – Не отпускай ее!
И вдруг чувствует, что руки отца ослабели от боли. Такой боли он не испытывал никогда в жизни, и Люсьена понимает: сила, ради которой он убил «китайскую ведьму», которую присвоил, напитавшись ее кровью, уходит из него.
Они оба, отец и дочь, словно бы слышат в этот миг предупреждение гадалки, которому Павел Мец не внял, но теперь поплатился за это:
«Я давно знаю, что моя сила иссякнет мгновенно, если я только попытаюсь хоть кого-нибудь убить».
Вот она и иссякает, эта сила, унося с собой все то, что было награблено Павлом Мецем у других людей, которых он убивал.
Люсьена чуть ли не визжит от ярости, чувствуя боль отца, его опустошение: он снова курас, такой же, каким стал тогда, давно, еще в августе 1918 года, когда предал всех, кто ему верил[3].
Слово «гроза» темной тучей накрывает его, и Люсьена с трудом прорывается внутренним взором сквозь тьму, восстанавливая связь с отцом.
Даже курас может воспользоваться ножом, который сжимает в руке. Неужели Павел Мец забыл о нем?!
– Нож, отец! – кричит Люсьена и ощущает, что отец или услышал ее крик, или сам вспомнил: у него еще осталась человеческая оболочка, остался крепкий скелет, перевитый мышцами. И силы этих мышц достаточно для того, чтобы бросить в Женю нож.
Нож материален! Его ничто не остановит!
Люсьена видит, что отец замахивается…
Но пули тоже были материальны – те пули, которые успел выпустить в него очнувшийся от своего оцепенения и выхвативший пистолет Вадим.
Эти пули разрывают отцу грудь, а одна попадает в сердце.
Люсьена сама хватается за сердце, увидев, как образ отца, вызванный воспоминаниями Антонины, рассеивается, чтобы обратиться в ничто. В это мгновение перед ней возникли две легкие тени, которые отшатнулись от этого «ничто», как от чего-то самого отвратительного на свете.
Но сейчас Люсьене было не до каких-то призраков.
Все