лениво спросила матрона.
– Ты спрашиваешь?
– Откуда же я могу знать, что сделало вас счастливыми!
– А эта встреча? Разве могли мы, смели ли даже думать, что, появившись в такое глухое время, мы здесь встретим нашу великолепную, нашу несравненную Зою? О, я уверен, что даже древний Пизистрат – в зените своего счастья.
– Льстец! – перебила его, улыбаясь, матрона. – Перестань. Твой язык в разладе с твоей головой. Бери пример со своего товарища, он молчит в то время, когда ты сыплешь словами.
– Каждый выражает восторг по-своему. Я уверен, что у этого почтенного македонянина от восхищения прилип язык к гортани.
Зоя засмеялась.
– Он правду говорит, Василий? – обратилась она к угрюмо молчавшему македонянину.
– Он прав, великолепная, – серьезно отвечал тот, – но на моей угрюмой скалистой родине и в самом деле не привыкли выражать волнующие душу чувства словами… Для этого необходимы дела.
– Я понимаю тебя, Василий. Но вы не сказали, куда идете?
– Он идет со мной, – отвечал Марциан, кивая на македонянина, – а я иду сообщить поскорее моим Зеленым радостную весть: скоро ристалище.
– Вот как! В самом деле, прекрасная весть. Откуда ты знаешь это?
– От него!
Василий во время этого разговора отошел несколько поодаль и стоял с смиренным видом, потупив в землю глаза. Он скорее почувствовал, чем увидел, обращенный к нему полный удивления взгляд Зои. Матрона, очевидно, не была осведомлена еще о происшествиях дня. Марциан сделал ей едва заметный знак, из которого она поняла, что в императорских покоях случилось нечто такое, что в самом недалеком будущем обещает Византии нового временщика.
– А Вардас? – чуть не шепотом спросила она Марциана.
Тот пожал плечами:
– Что же – Вардас? Он стар и надоел, вместе со своим Фотием, Порфирогенету.
– Кто же за него при дворе?
– Ингерина.
– Вот как! Я и не знала… сожалею!
– Я поправил эту беду, великолепная.
– Как?
– Передав ему от тебя поклон и сообщив, что ты близка с Ингериной.
– Благодарю!
– За что? Мы должны помогать друг другу.
– С каких это пор? – оправившись от удивления окончательно, насмешливо спросила Зоя. – Разве ты меняешь свой цвет?
– Нет! Я был и буду Зеленым.
– А я была и буду Голубой!
– Ну, это для ипподрома!
– Что в ипподроме, то и в жизни… А он за кого?
– Не знаю пока! Он скрытен и скуп, но, может быть, последнее – от бедности.
– Теперь его кошелек скоро будет битком набит золотыми солидами. Однако мы долго оставляем его одного. Подойди же сюда, благородный Василий!
Василий, слух которого был с малых лет изощрен до тонкости, слышал весь этот разговор, как ни тихо вели его собеседники. В душе он очень был рад ему. Хитрый и сообразительный македонянин прекрасно понимал, что все эти таинственные переговоры и сообщения знаменуют собой его несомненный