ничего не соображая, быстро шагала вперед, придерживая его за руль.
Наконец я замедлила шаг, отдышалась. Лодыжка болела, но терпимо.
В лесу дождь еле накрапывал, и я сняла капюшон. Если бы меня поймали, Алексу пришлось бы поставить на своих отношениях с Лизой крест. Он бы не простил меня. Так что рассказывать ему о вылазке нельзя.
Я нарушила закон. Как ни крути, я тварь. Как я вообще дошла до такого? Что со мной произошло?
В чем же дело?
Вайсман. Испортила ли я детскую готическую любовь? Волны космического ужаса не поднимались; ледяной колкий стыд не приходил. Я закрыла глаза и вспомнила все те запахи; фактуру дубового письменного стола, темные стены, простор и воздух. Даже поймай меня полиция, это бы стоило того.
Я залезла на велосипед и поехала домой.
3
Я лежала на кровати и слушала «Sopor Aeternus». Точно так же, как и пять лет назад, когда прочла на «Форуме костей», что это любимый музыкальный проект Вайсмана. Сколько раз я прогуливала институт, бродя по зимнему парку, с этими песнями в ушах, воображая, что Вайсман, где бы он сейчас ни был, тоже слушает эти композиции. Интересно, они ему все еще нравятся?
В остальном я плохо помнила, как прошел вечер субботы и воскресенье. У Алекса был рабочий завал, и он не заводил разговоров о Лизе. Мне не нужно было краснеть. Алекс знал меня слишком хорошо, чтобы понять, когда я вру. Он читал меня как раскрытую книгу, а иногда мне казалось, что я очередное растение на его балконе. И я определенно сорняк.
Черная полоса, которая ненадолго меня оставила, вернулась. Я опоздала на работу в понедельник, разослала неправильные письма во вторник, вляпывалась в неприятные офисные передряги с печальной периодичностью. В сумке поселился «Самый большой осколок», который я купила в книжном на углу в обеденный перерыв. К черной матовой обложке было чертовски приятно прикасаться. Я сидела в своем офисном кресле с сумкой на коленях, одна рука была на мышке, вторая – на книге. Мне казалось, что все в порядке, пока Лана Шауб не покашляла многозначительно за моей спиной.
– Марго, что ты делаешь?
Я вытащила руку из сумки и воровато обернулась.
– Ничего. Задумалась.
Я вернулась к письмам, Шауб ушла.
Меня отпустили в пять, и пока я спускалась по лестнице офиса, неожиданно позвонила мама.
– Как ты, Рита? Когда собираешься домой съездить?
Мать всегда называет меня «Ритой», сколько бы я ни просила не делать этого. В неприятных мелочах людей просто невозможно изменить.
– Не знаю, мам, наверное, в октябре. Сейчас туговато с деньгами.
Мать традиционно поохала. Она никак не могла взять в толк, почему я живу «с мальчиком», но вынуждена платить за жилье. По ее стандартам, дружба между людьми разного пола, вне зависимости от их ориентации – выдумка фантастов, наряду с машиной времени и телепортацией. Разговор завершился