милой. Улыбаться мне Олегу Борисовичу нелегко. Он протягивает теплую чистую ладонь для рукопожатия, сдавленно здоровается и, прижавшись к стене, пробирается к своему кабинету. Там он сядет за огромный стол, вздохнет успокаиваясь и будет с наслаждением следить за снегопадом цифр на экране, прислушиваясь к тайным мыслям тысяч незримых покупателей.
Субботнее утро ликовало, одетое с иголочки солнцем и снегом. Мимо окон в сторону парка тянулись разноцветно укутанные дети и родители с ледянками, «ватрушками», санями. Восторженно лаял фокстерьер, звука не было слышно, но виднелись маленькие клубы веселого пара.
Позвонила Варвара и сбивчиво, хотя и легкомысленно спросила, не хочу ли я прогуляться с интересной спутницей по измайловскому блошиному рынку. Конечно, с радостью встречусь с тобой, отвечал я, только вот управлюсь с делами на скорую руку. За неделю квартира стала нежилой. Перед Варвариным приездом необходимо привести ее в порядок: сложить стопкой и убрать в шкаф постиранное белье, смыть с предметов семидневный ворс пыли, разобрать курганы книг. Кажется, Варе не нравится мой дом. Ничего, скоро он у меня так заблестит, что его можно будет полюбить за одну лишь опрятность.
Когда на воде в ведре вздрагивали мелкие круги, она позвонила еще раз.
– Я уже на вокзале. Может, отложишь свои козни и составишь компанию девушке? Тут солнце в фонарях.
Через час буду готов, сказал я, обещав сразу звонить.
– Девушке одной гулять среди купцов негоже. Ты идешь или я зову другого… м-м-м… компаньона?
Потом звонки шли один за другим, становясь все более напряженными. Компаньон нашелся со скоростью спичечной вспышки, на «блошке» ничего стоящего нет, и Варя едет в гости к друзьям, раз я такой бесчувственный увалень. Слышно было, что она обижена и сделает все, чтобы я понял, как сильно просчитался.
По мере того как человек взрослеет, он обзаводится неуязвимостью, то есть нечувствительностью к острым краям жизни: к страху, к боли, к яркой радости. У этой неуязвимости полно преимуществ, но имеется и важный недостаток: от нее нельзя избавиться по собственному желанию. Панцирь становится корой, которая отгораживает внутреннее живое от всех будоражащих, пронзительных тонкостей. Чем крепче защита, чем толще и глуше стены, тем меньше жизни внутри. Видимо, пока я по-настоящему не повзрослел, потому что порой мечтаю о неуязвимости.
Варварин телефон перестал отвечать и откликнулся уже вечером. Голос плыл и позванивал от надменности. Она все еще в гостях, слушает музыку, пьет вино. Нет, она не знает, когда освободится. Наконец мы договорились встретиться на Воробьевых горах в восемь вечера. Почему-то мысль о запасном компаньоне и походе в загадочные гости на Чистых прудах меня не так уж расстраивала. Понятно, что этот компаньон появился (если вообще появился) в отместку мне. Если бы Варвара хотела провести время с ним, она бы позвонила ему первому. И все-таки было тревожно по-весеннему, пустоты непроизошедших событий,