Да и вообще никаких следов человеческой деятельности. Всё здесь, как встарь…
Вынтэнэ было не до пейзажей. Ей было плохо. Уладзімер взял её за руку.
– Страшно нет, страшно нет ничего, – повторял он. – Уже вовсе скоро прилетим.
Он целовал девушку в щёку. Гладил по голове, словно ребёнка.
– Ну что ты, Уладзь, – сказала Вынтэнэ. – Со мною всё в порядке.
Она закрыла глаза.
– Прилетим уже почти, – слышала она. – Долгости нет совсем…
6. Глушковское сельское поселение
Потом было Белоозеро – стойбище на тысячу жителей. В центре ещё сохранились древние руины. Сложно сказать, что это была за яранга и для чего предназначалась. Но, видимо, что-то большое и важное. И, конечно же, дочукотского периода. Вынтэнэ сделала фотографии.
Долго задерживаться не пришлось. Вездеход повёз экспедицию в “деревню” Глушково. Оказалось, что “деревня” – вовсе не имя собственное. Это просто московитское слово, обозначающее “стойбище”.
Глушковское сельское поселение насчитывало сотню человек. Главная улица называлась “Молодёжной”. На бетонной яранге висела табличка: “Сельсовет”. Сельсовет был обшарпанный, его не мешало бы покрасить.
– Вы, стало быть, из Литвы? – спросил старенький московит.
– Из Литвы, – ответил Уладзь. – Догадаться как Вы сумели?
– Я тут, однако, председатель, – пояснил дед. – Мне по чину полагается знать. Да и вся деревня уже знает. Пацаны-то, чай, разнесли вестинушку.
– А языком московским говорите Вы?
– Как не говорить-то? Гутарим помаленечку…Уладзь перешёл на московское наречие. Старик удивился.
– Да где же Вы так научились-то? – спросил он по-чукотски. Уладзь снова заговорил по-московски. Председатель поколебался и перешёл на родной язык.
– С чужаками-приезжими на чукотском они общение поддерживают, – шепнула Хрысьціна Вынтэнэ.
– Если даже приезжий московским говорит.
– А почему? – спросила анадырка.
– Стыд имеют ко своему наречию. Думают: используешь родной язык – значит дикарь, нечукча.
Вынтэнэ стало грустно.
– Неужели это мы их такими сделали? – произнесла она.
– Вины нет персонально от тебя…Литвинка погладила её по-плечу.
Председатель забыл о комплексе неполноценности. Они с Уладзем беседовали по-московски. То спорили, то соглашались, то шутили. Вынтэнэ не понимала ни слова.
– О чём они? – то и дело спрашивала она Хрысьціну.
Та переводила медленно, с трудом подбирая чукотские слова.
Вынтэнэ поняла, что завтра какой-то праздник, и что этнографам разрешили в нём поучаствовать.
Праздник назывался причудливо: “Кра́сная го́рка”. Символизировал он, видимо, приход весны.
Председатель приглашал к себе в избу.
– Ночевание будет происходить там, – говорила Хрысьціна. – Еда вечером также в том строении.
– Изба-то у меня небольшая, – сказал председатель. – Да места всем хватит. В тесноте, да не в обиде.
Он