напрасным расходом ресурсов. Никому их них невозможно было бы объяснить (я, впрочем, и не пытался) то благотворное всесогласие, то нирваническое безразличие, тот тёплый свет на всех, даже самых неприглядных предметах, что чувствовал я, принимая тебя в своё тело.
Медленно расцветающая вспышка, ангельское присутствие в каждом прохожем, прогретая плоть без намёка на боль, страх и голод; неуловимые образы в густом потоке астрономических ассоциаций, всё это, конечно, можно с лёгкостью опрокинуть в пошлый провинциализм скучающего бездельника – бледного, вялого, с неразборчивой речью и взглядом дохлой рыбы, – стремящегося в пропасть обескураживающего обмана за неимением настоящих сокровищ молодости. Но какими средствами изъяснить тогда, что внешне угрюмый и внутренне испорченный человек лично испытывал то, к чему бесконечно стремится всякий идеалист? «Должно быть, так выглядит рай», – думал я, ступая светотенью солнечного сквера, с тобой внутри.
И главное – цена была не так уж велика: всего лишь пара дней слабой апатии, лёгкой лени и угнетённого аппетита. Поэтому я только молча пожимал плечами, вполуха слыша мрачные, безысходные ретроспективы несостоявшихся сновидцев, попавших под колёса собственного поезда, и агитационный вздор бритоголовых активистов ЗОЖ, обесцвечивающих всё вокруг до чёрно-палевой палитры иранских улиц. В самом деле: стремительно прогрессирующая фармакотолерантность вкупе с относительной дороговизной содержащих тебя лекарственных средств (что особенно ощутимо в случае экстрагирования) делали совершенно нецелесообразным их ежедневный приём; вот почему я долгое время избегал формальной физической зависимости, встречаясь с тобой в среднем дважды в месяц.
Так это и шло, – осмотрительно, аккуратно, с удовольствием шло, причём безо всякого там драматического нарастания, – и так могло бы это длиться, я полагаю, ещё довольно долго, – когда б на горизонте не заблестела чешуя плотоядной рептилии.
Гниющие наркоманы, похожие на оживших мертвецов B-кинематографа, прочно сформировали теперь повестку дня, а их инфицированные язвы и гангренозное мясо, повисшее на жёлтых костях, привлекли к себе едва ли не больше общественного внимания, чем феодальные перебранки пожизненных телегероев, отхожий бюджетный юмор, и даже всю ту историю с религиозно-половыми вмешательствами в частную жизнь.
Вполне естественно, что меры запретов, преследований и пресечений, предпринятые проснувшимися крестоносцами от здравоохранения (которые ещё не разучились обращаться с утюгами и паяльниками), лишь породили кое-где серьёзный дискомфорт, по сути ничего не изменив, зато теперь все эти мертвящие «ПЕРЕЧНИ ПСИХОТРОПНЫХ» и «ПРИКАЗЫ О ПОРЯДКЕ ОТПУСКА ЛЕКАРСТВЕННЫХ» – отразились уже лично на мне, вынужденному преждевременно поздороваться с гражданином Героином, океаническими течениями наводняющим государство, выдавшее мне паспорт.
Наверное, предполагаемый читатель уже настроился на соответствующий лад, предчувствуя