Воскрешение сердца. Светозаръ Лучникъ

пригнул всю его сущность так болезненно и мучительно книзу, что он едва не задохнулся от испитого унижения.

      Нет, она не произнесла смердящего слóва вслух, но он услышал его чутьём опалённого сердца! Слово, обличавшее его, так сильно ранило душу, что он едва не упал от боли. Только забота и нелицемерная любовь младшего брата не позволили ему умереть от оскорбления. Хотелось убежать ото всех, от них, таких непохожих на него, но Малыш, проглотив всю накипь слёз, застыл, словно омертвелый образ, застыл обречённо, и разум его омывался духотою злобного навета, страха, принеся ему такие отвратительные страдания, которых он не заслужил.

      И тут Энтони младший попросил его спеть! спеть для них! спеть для неё! Не испытывая волю судьбы, не надламывая своего самолюбия, не заставляя брата упрашивать, Малыш запел, запел, чтобы смыть позор своей горячей боли, запел так, где только он и Иисус, понимающий и возлюбленный. Он пел вдохновенно, проникновенно, не чувствуя никого возле себя. Лишь бы заглушить вопль кровавого безумия, лишь бы погасить болезненные всплески сознания. «Иисус, Ты понимаешь меня? Иисус, Ты любишь меня? Ведь я люблю Тебя! Помоги мне! Почему молчишь?» – Так думал мальчик, у которого рвалась плоть от чувственной боли. А разве он это заслужил?! Кто ответит? И кто подаст святое утешение, не измяв достоинства?!

      Когда звук дивного голоса коснулся надменной Розалины, она онемела от потрясения, её милое личико стало печальным, Бог опечалился в ней, а из выразительных глаз посыпались алмазы слёз, Бог плакал в ней. А кому нужны такие алмазы?! Никому!!

      Малыш впервые пел о себе. Он пел о том, как ему неуютно и горько обозревать долину своего странствия, где он одинок, где нет того, кто бы мог понять эту боль. Песня родилась мгновенно пережитым чувством, но Гумисоль не открыл своей любви, эта тайна осталась только в его душе, и только Иисус знал о ней.

      Божественный свет вдруг покрыл уродство! Только благодать и рай парили посреди надменных и гордых умов! Все эти неровности слов в миг растаяли и смылись моментальным чувством святого Иисуса Христа! Молчание одухотворено песней! Ни у кого не хватило духу воспротивиться упоению!

      Малыш не видел глаз восхитительной Розалины, он углубил всю скорбь туда, где на него с подлинной любовью глядели Глаза Иисуса, Которого он любил. Малыш пел для Него, пытаясь раствориться в тихой любви своего Гения, что облёк дух таким телом, телом, отворившим предел страдания и унижения. Не ведают они, красивые и великие, как тяжело носить плоть убожества и не только не ведают, но ещё и смеются, унижая и оскорбляя человеческое достоинство.