вы Бог, что так решаете? Нет, надо с ними погибать! Они все были очень хорошими, все говорили о спасении России только с помощью Православия. И верили. А от них другого ждали и их не поддержали. Но не отпустили. Тогда они с горя и сами веру потеряли. Её же надо возгревать.
– Но кто же им не поверил?
– Приёмщики работы.
– Какие приёмщики?
– Не знаю. Но так ощущаю, что злые очень.
– А ты, Алёша, у Иван Иваныча жил?
– Я же не только у него. Но он хотя бы крестится. А то ещё был старец, того вспоминать горько. Всех клянёт и даже не крестится, объясняет, что нехристи крест присвоили, ужас, прости ему, Господи. Я всё надеялся, а зря. То есть я виноват, плохой был за него молитвенник. Да и вообще плохой. Опять грешу, опять! – воскликнул Алёша. – Опять осуждаю. Лучше пойду, пойду! – Он убежал, клонясь как-то на бок.
Вскоре день, как писали ранее, склонился к ночи, надоело ему глядеть на нашу пьянку. Убавилось ли ночлежников, не считал. Обречённо улегся я на панцирную сетку и просил только не курить. Засыпал под звон сдвигаемых стаканов и возгласы:
– Ну! По единой до бесконечности!
– За плодоношение мозговых извилин!
Ильич добивался признания и его мысли:
– Но есть же, есть душа каждой строки! Неслучайно раньше восклицательный знак назывался удивительным. Запомнили?
– Народ! – кричал Ахрипов. – Я забыл, вот это стихи или песня: «Кругом жиды, одни жиды, но мы посередине»? Только я забыл, это строевая или застольная?
– Какая разница? Запевай! – велел Георгий. – Петь могут все! У всех же есть диафрагмы. Внимание сюда! Подымаю руку, замираем, носом вдыхаем, наполняем грудь большой порцией воздуха. Ах, накурено! Итак! Взмах руки – начало звука. Звука, а не ультразвука! Поём Пятую Чайковского. И-и!
– Обожди, дай произнести тост.
– Говори по-русски! Не тост – здравицу. Учить вас!
– Здравица за мысль. Кто бы нас тут держал, если б у нас мыслей не было.
– Уже не держат. Но за мысль пью! Вы хочете мыслей, их есть у меня! Мы же музей мысли создавали, забыл?
– Да, туда вот эту закинуть, что не Герасим утопил Муму, а Тургенев, а дети думают: Герасим. Тургенев утопил. А вообще – дикий западник.
– Да, западник. Но у него хоть есть что читануть. «Хорь и Калиныч», «Живые мощи». А Достоевский твой что? Прочтёшь – и как пришибленный. «С горстку крови всего». Шинель ещё эта. Её потом на Матрёнином дворе либералы нашли. То-то к топору Раскольникова русофобы липнут. Нет, коллеги, Гончаров их на голову выше. Но не пойму, как не стыдно было в это же время выйти на сцену жизни Толстому с его безбожием? И явился, аллегорически говоря, козлом, который повёл стада баранов к гибели. А уж потом вопли Горького, сопли Чехова, оккультность Блока. Удивительно ли, что до щепки окаянных дней солнца мёртвых стало совсем близко.
– Тихо, поэт проснулся!
И в самом деле поэт монотонно прочёл:
– И откуда взялась Астана? И откуда вся эта страна? Владеют казахи задаром Уралом-рекой, Павлодаром. Знать, надо к порядку призвать сию незербайскую