тебе подрядчика, – сказал отец.
– Никакого подрядчика. Я сам все сделаю. А Коко мне поможет.
Он ткнул меня кулаком в плечо, как бы ставя на этом точку.
– Это не самое разумное решение, – заметила мама. – Вам следовало бы послушать сына.
Отец одобрительно кивнул и добавил:
– Правда, папа, подумай хорошенько, с маляром будет куда проще. Он сделает самую тяжелую работу.
– Вот именно! – вскричал дед. – А мне достанутся одни крошки! Как воробью! Ни за что! Я сделаю все сам. Заметьте, я ни о чем вас не просил. Если вы пришли нарочно для того, чтобы меня унизить, то лучше бы сидели дома. Я без вас отлично со всем справлюсь. Я сам и мой Коко. И еще оборудую зал с гимнастическими снарядами.
– С гимнастическими? – взвился отец. – Почему тогда не с гирями и штангой?
– Штанга – тоже неплохо. Надо будет подумать. Запомню.
Отец вздохнул, они с матерью переглянулись, он прокашлялся и заявил:
– Папа, честно говоря, если ты хочешь знать мое мнение…
– Не утруждайся, – перебил его Наполеон, потягивая кока-колу через трубочку, – я прекрасно знаю, что ты обо всем этом думаешь.
Да, они его не одобряли. В особенности отец. В восемьдесят пять, да почти уже в восемьдесят шесть, люди не разводятся. Не устраивают в доме гимнастический зал, не отказываются от помощи мастеров, собираясь делать ремонт. Впрочем, в таком возрасте обычно ремонт не затевают. Да и вообще ничего не затевают. Просто ждут. Ждут конца.
– На самом деле, – продолжал Наполеон, – мне плевать, что ты об этом думаешь. И в твоем разрешении я не нуждаюсь. Усек?
Отец начал густо багроветь. Его возмущенная физиономия в один миг сморщилась, но мама, тихонько положив ладонь ему на руку, погасила приступ гнева.
– Полагаю, это доступно даже мне, – проворчал он и смолк.
Наполеон подмигнул мне и произнес:
– Laŭ vi, ĉu mi estis suffiĉe klara, Bubo?
Что означало “Как по-твоему, малыш, я достаточно ясно выразился?” на эсперанто. Дед бегло говорил на этом языке и меня тоже немного научил.
Я кивнул. Эсперанто стал нашим тайным языком – моим и деда, – и мы пользовались им, когда нужно было что-то сохранить в секрете. Мне нравились эти странные, отчасти знакомые раскатистые звуки, пришедшие издалека и создававшие ощущение, будто во рту у тебя помещается весь мир. Дед выучил эсперанто в своей первой жизни, когда он блистал на ринге, чтобы легче было общаться с боксерами из других стран, налаживать отношения со спортсменами и морочить голову тренерам, импресарио и журналистам.
– Что он сказал? – спросил отец.
– Так, ничего, – ответил я. – Он сказал, это очень мило, что вы о нем беспокоитесь.
Мы вышли из здания вокзала. В ожидании пассажиров у тротуара выстроилась бесконечная вереница такси.
– Эй! – окликнул дед водителя. – Вы свободны?
– Да, я свободен.
– Прекрасно, – заявил Наполеон. – Я тоже.
И расхохотался.