шестнадцать дней назад я приехала сюда, а ни родители, ни брат так и не заметили никаких изменений – они по-прежнему ничего не знали; Эрик не звонил. Я прекрасно понимала, что ничего не изменить и былого не вернуть, но продолжала переживать и с каждым днём моя боль становилась всё сильнее. Ежедневно просыпаясь, я пыталась ответить себе на одни и те же вопросы: «Зачем он так поступил?» и «Почему не звонит?». Мне было очень тяжело смириться с этим. Сердце почти выпрыгивало из груди, когда я начинала вспоминать о наших встречах, о том, как он меня обнимал, целовал; о том, о чём знали только мы. В эти моменты я могла бы ему простить всё и даже не спросила бы ни о чём, только постучи сейчас в дверь, сядь рядом, дай мне почувствовать тебя, услышать твой запах… Но нет, дверь не открывалась, и кроме медсестры, которая проверяла капельницу каждые несколько часов, никто не интересовался мной. И так начиналось каждое утро. Единственным же отличием дня предыдущего от нового – была погода. Лишь она менялась, не отступая от запланированной поры года.
Иногда мне даже казалось это предательство сожрёт меня быстрей, чем опухоль в моей голове. Зои мои страдания от неразделённой любви приводили в бешенство. Она постоянно упрекала меня в том, что вместо того, чтобы сообщить семье о своей болезни, я только и делаю, что убиваюсь о человеке, который и яйца выеденного не стоит. «Никто ещё не умирал от любви своих близких! Тебе, как никогда, сейчас необходима их помощь и поддержка. Посмотри на кого ты стала похожа!» – эти фразы Зои выкрикивала чуть ли не каждый день. Я уже и сама с этим стала соглашаться, но только время ушло, и теперь позволить увидеть себя родным – было чем-то абсолютно нереальным, а тем более, зная свою мать. В общем, это была не очень хорошая идея, и я решила подождать повторного обследования, когда станет ясным: дало ли лечение положительный результат или же мне всё-таки понадобится помощь близких.
Я приподнялась с кровати и аккуратными шажками, в полусогнутом состоянии, придерживаясь за мебель и стены, дошла до туалетной комнаты. Вид у меня был, как говорила Зои, действительно ужасный. Волосы свисали жирными узлами, было противно даже дотрагиваться до них. Аккуратно зайдя в душ, я включила воду и потянулась вверх, чтобы сделать несколько глотков: жажда мучила меня постоянно; затем медленно опустив голову, я попыталась отыскать шампунь на верхней полке и, не найдя его там, нагнулась к нижней, но – встать так и не смогла. Такое стало происходить со мной всё чаще: перепады настроения, самочувствия. Я уже не могла обходиться без посторонней помощи и присмотра. Все движения давались с трудом, даже волосы я отмывала будто на последнем издыхании, проведя в душе, наверное, с час времени. Но как бы плохо не было, я старалась преодолевать препятствия, искать цель в этой гонке на выживание, достигать результатов; да и куда приятней смотреть на себя чистую и опрятную. Мои позирования у зеркала прервала Ева, внезапно