любовь всей жизни, – развалившись на крутящемся стуле, он провозгласил, – любовь придумали, чтобы не платить деньги.
Молодой парень встрял:
– Которых у тебя нет, судя по сегодняшнему загулу, – Шломо похлопал себя по карману потрепанных брюк:
– Вернувшись из Нью-Йорка, господин Варди оказался более чем щедр, – он рыгнул, – мою статью перепечатали в New York… – кто-то весело крикнул:
– Не Times, а Post, Шломо! На Пулитцера тебе рассчитывать не стоит, за желтую писанину премий не дают… – журналист отозвался:
– Пусть от материала разит, как от общественной уборной, главное, чтобы он делал деньги… – промахнувшись мимо пепельницы, он добавил:
– Варди ничего не сказал насчет профессора Судакова, пусть они и подписывали декларацию независимости, – Шломо потер толстые пальцы, – декларация не принесла ни одной агоры, а моя статья… – юноша пьяно захихикал:
– Твоя статья – дойная корова, то есть коровы, чтобы рифмовалось… – Шломо распорядился:
– Эйтану больше не наливать, иначе он сейчас залезет на стол и будет декламировать стихи. Хорошо бы чужие, но ведь он надеется уйти из газеты и стать поэтом… – Эйтан заметил:
– Ты тоже говорил, что хочешь написать книжку об этой истории… – Шломо пообещал:
– И напишу. Запретная любовь, – он покрутил рукой, – на обложку поставим нациста в форме и голую Циону. Надо только отыскать подходящего издателя… – Эйтан прикончил свое пиво:
– В Израиле такого не напечатают… – Шломо отмахнулся:
– Когда шел процесс над Эйхманом, в любой лавке лежали книжонки о лагерных борделях. Повестушки расходились, как горячие пирожки, человеческая натура всегда одинакова. Говоря о человеческой натуре… – он поднялся, покачиваясь, – я сейчас…
Забрав у дамы пустую чашку кофе, бармен развел руками:
– «Мимозу» сделать не получится, мадам, – посетительница заказала коктейль, – у нас кошерная гостиница, – женщина сморщила нос, – кошерного шампанского, к сожалению, сейчас нет… – бармен говорил на английском с сильным акцентом, – я могу предложить маргариту или дайкири… – журналист бесцеремонно навалился на стойку:
– Шампанское выпили в честь нашей победы, мадам, – он перешел на английский язык, – я слышу, что вы американка… – зеленые глаза распахнулись. Дама похлопала щедро накрашенными ресницами:
– Я из Оклахомы, – кивнула она, – а вы, кажется, англичанин… – журналист усмехнулся:
– Теперь израильтянин. Зовите меня Солли, рад знакомству… – он велел парню:
– У тебя должен был заваляться товар с печатью раввинов, от Drappier. Не будь жмотом, приятель, пусть гостья Израиля отпразднует наш триумф.
На стойке появилась бутылка темного стекла, Шломо полез в карман. Дама ахнула:
– Что вы, я сама, – она вручила бармену деньги, – две «Мимозы» и все, что захочет компания мистера Солли, – журналист подал ей руку:
– К которой