и не боялась, как Гитлера, словно он лично её когда-то не то сам обесчестил, не то отдал на поругание своим прихвостням.
После этого Павлина Леопольдовна затихла, а потом вообще исчезла в неизвестном направлении, а в её квартире стала жить Липочка – одинокая, странная женщина неопределённого возраста и непредсказуемого вида.
Кто-то уверял, что это вполне молодая, хорошенькая женщина, кто-то, что это – женщина средних лет, умудрённая жизненным опытом, а кто-то, что старушка с совершенно белыми волосами, колышущимися на ветру живыми змейками.
Видеть – видели все, но голоса её не слышал никто. Это поначалу вызывало подозрение: соседи обходили странную Липочку стороной, по привычке ожидая от неё чего-то недоброго. Со временем, не получив от этого создания никакого негатива, просто перестали обращать на неё внимание.
Эта «девушка-старушка» ещё сыграет свою роль в судьбе Алины, но не сейчас – пока она не герой моего повествования.
Итак об Алине. Что ещё было удивительно в образе этой девчушки – так это волосы. Они были словно живые: могли волнами колыхаться вокруг милого тонкого личика, и могли внезапно стать грозным девятым валом, обещая поглотить обидчика.
Хорошо, что это явление видела лишь однажды её бабушка – Мария Александровна Забродская.
Не сказать, чтобы она испугалась, но всё-таки ощущение было близко к испугу.
– Ну, всё, всё, девочка, успокойся. – ласково шептала женщина, опасаясь пригладить внучкины волосы. – Ничего страшного не произошло… Гроза миновала. Смотри: вокруг тишь да гладь, да Божья благодать.
И потом уже шёпотом:
– Алиночка, детка, никогда так больше не делай… Пожалуйста. В нашем мире много недобрых людей, и они могут тебе причинить вред.
– Мне нельзя причинить вред, – ответила внучка, ластясь к бабушке. – Он не допустит этого.
– Кто он? – не поняла Мария Александровна.
– Он, – ответила Алина и показала куда-то на небо.
После этого даже бабушка уверовала, что внучка, действительно, не от мира сего, и это навсегда поселило в её душе тревогу за неё.
Чем больше подрастала Алина, тем всё сложнее было скрывать её отличие от других детей. Будучи ребёнком очень открытым, доверчивым, она рассказывала подружкам о тех мирах, в которых побывала «во сне». Кто-то за эти красочные рассказы называл её лгуньей, кто-то неисправимой фантазёркой, и только бабушка верила Алине, потому что сама убеждалась в том, что по ночам сознание внучки блуждало где-то далеко, оставляя на земле безжизненное тело.
Подрастая, Алина становилась не такой открытой и доверчивой, видя, что в её рассказы никто не верит и старается каждый раз высмеять, а то и обидеть недобрым словом. Бабушка Маша посоветовала девочке завести особую тетрадочку и в неё записывать всё то, о чём она хотела бы поделиться со сверстниками, которые не хотят, да и не могут её понять.
Тревога Марии Александровны была вполне понятна: в это время в прессе муссировалось понятие ребёнок-индиго,