приказанию мадемуазель и сочту это за большое счастье для себя.
– Мы не девочки, – пробурчал я, и вся кровь бросилась мне в лицо, – вы не посмели бы назвать девочкой моего крестного, Ан де Монморенси, мсье де Видам!
Хотя мы и шутили между собою над нашими женскими именами, но были еще настолько молоды, чтобы обижаться, когда-то же самое позволяли себе другие.
Он презрительно пожал плечами. И какими ничтожными почувствовали мы себя в то время, как его громадная фигура господствовала над всею террасой!
– Мсье де Монморенси был мужчина, – сказал он небрежным тоном, – а мсье де Кайлю…
При этом нахал преспокойно повернулся к нам спиной и сел на низкий парапет около Катерины. При всем нашем тщеславии нам было совершенно ясно, что он считает совершенно излишним вступать в какие-либо разговоры с нами… Да он совсем и позабыл о нашем присутствии!
Как раз в это время показалась мадам Клод с Жилем, несшим за ней стул, и мы отошли на другую сторону террасы, откуда продолжали метать гневные взгляды на своего обидчика, хотя это было ни с чем несообразно. Я до сих пор трепещу при одном воспоминании о нашей дерзости.
Это был громадного роста человек; обстриженная клином борода, только что вошедшая в моду при дворе, совсем не подходила к его мужественной фигуре; его серые глаза отличались каким-то леденящим взглядом, может быть, вследствие небольшой косины в них. В манерах его замечалась какая-то суровая вежливость.
Прибавьте к этому жесткий, повелительный голос, не допускавший никаких противоречий, и вы поймете, что все это вместе взятое, при отталкивающем виде этой гигантской фигуры, действовало подавляющим образом. Недаром говорили, что сильные люди приходили в смущение от одного его взгляда, а слабых он просто приводил в трепет. Чего стоила уже одна эта молва, ходившая про него! Хотя мы мало были знакомы с разными проявлениями людской злобы, но имя его всегда соединялось с доходившими до нас рассказами о разных преступлениях. Мы слышали о нем, как о самом наглом дуэлисте, и что он часто пользовался услугами наемных убийц. Даже в те дни, которые теперь, слава Богу, миновали, он славился своей жестокостью и мстительностью, и имя его часто произносилось шепотом при рассказе о каком-нибудь убийстве. Про него сложилась поговорка, что он «не уступит перед Гизом и не покраснеет перед самой Пресвятой Девой».
Таков был наш гость и сосед, Рауль де Мар, Видам де Безер. В то время, как он сидел на террасе, говоря любезности Катерине и искоса поглядывая на нас, мне казалось, он походил на большого кота, пред которым, ничего не подозревая, порхала красивая бабочка.
Бедная Катерина! Без сомнения, у нее были более веские причины для беспокойства, чем я подозревал тогда. Она, по видимому, лишилась голоса и едва отвечала, запинаясь. Мадам Клод была глуха и глуповата, а мы – мальчики, были совсем сконфужены после полученного отпора, так что разговор не клеился.
Видам же был не из таких людей, что задают себе излишнее беспокойство