сможете договориться о том, сколько ты будешь платить за дальнейшие уроки. – Хорхе Кампос опять ненадолго умолк, пристально глядя мне в глаза. – Так что, сможешь заплатить две тысячи? – спросил он таким нарочито равнодушным тоном, что я вновь мгновенно осознал, что он мошенник.
– О да, это вполне приемлемая сумма, – успокаивающе соврал я.
Он не мог скрыть своего ликования.
– Молодец! Молодец! – одобрительно воскликнул он. – Вот и договорились!
Я попытался задать ему еще несколько общих вопросов о старике, но он бесцеремонно прервал меня:
– Спросишь у самого старика. Он будет в твоем полном распоряжении, – с улыбкой пообещал Хорхе.
Он принялся рассказывать мне о своей жизни в Соединенных Штатах и деловой карьере. Поскольку я уже отнес его к категории жуликов, не знающих ни единого английского слова, он вдруг перешел на английский, что привело меня в полное замешательство.
– Так вы говорите по-английски! – воскликнул я, даже не пытаясь скрыть свое изумление.
– Ну разумеется, мой мальчик, – ответил он с техасским акцентом, которому подражал на протяжении всего нашего разговора. – Я ведь говорил, что хотел испытать тебя, проверить, насколько ты находчив. И следует признать, что ты весьма сообразителен.
На великолепном английском он принялся развлекать меня всякими шутками и историями. Мне показалось, что мы добрались до Потама почти мгновенно. Мы подъехали к дому на окраине города и вышли из машины. Хорхе шел впереди, громко выкрикивая имя Лукаса Коронадо.
Откуда-то из глубины дома раздался голос:
– Сюда.
В задней комнате лачуги, прямо на расстеленной на полу козьей шкуре сидел человек. Держа в руках резец и деревянный молоток, он возился с куском дерева, зажатом в его голых ступнях. Удерживая его на месте ногами, человек управлял им, словно огромным вращающимся колесом гончара. Ступни ловко вращали дерево, а руки тем временем обтачивали его резцом. Я никогда в жизни не видел ничего подобного. Он делал маску, выдалбливая в ней углубления искривленным резцом. Непринужденность, с какой он удерживал деревяшку ногами и поворачивал ее, была совершенно замечательной.
Человек был очень худ: вытянутое лицо с резкими чертами, высокие скулы и темная, почти медного цвета кожа. Кожа на лице и шее была так натянута, что казалось, вот-вот лопнет. Он носил тонкие обвисшие усы, которые придавали его угловатому лицу зловещее выражение. У него был орлиный нос с очень тонкой переносицей и свирепые черные глаза. Совершенно черные брови выглядели так, будто были нарисованы карандашом, – как и блестящие, зачесанные назад черные волосы. Мне никогда еще не доводилось видеть такого неприятного лица. При взгляде на него в голову приходил образ итальянского отравителя эпохи Медичи. После внимательного изучения лица Лукаса Коронадо я решил, что самыми подходящими для него будут слова «свирепый» и «угрюмый».
Я заметил, что ноги у него были такими длинными, что, когда