Ловушка уверенности. История кризиса демократии от Первой мировой войны до наших дней
Ни одна демократия не хотела брать на себя военные издержки. Каждое европейское государство закончило войну с грузом долгов: они были должны деньги своим гражданам, друг другу и, главное, США. Ни одно государство не хотело соблюдать эти обязательства, пока оно не получит то, что ему причитается.
Вильсон столкнулся лицом к лицу с этой суровой реальностью в апреле. Итальянцы были теми, кто открыл ему на нее глаза. Италия вступила в войну на стороне союзников только в 1915 г. на основе секретного лондонского договора, по которому итальянцам были обещаны новые территории за счет расформированной Австро-Венгерской империи. Это был тот самый секретный способ ведения дел, на который ссылались большевики, когда решили устыдить демократические страны, а Вильсон в своих «Четырнадцати пунктах» принял обязательство от него отказаться. Но к его полному разочарованию итальянский премьер-министр Витторио Орландо и его министр иностранных дел Сидней Соннино (который вел переговоры по первоначальному договору) твердо стояли на том, что они должны получить обещанное, прежде всего порт Фиуме на Адриатике. Крайне раздосадованный их нежеланием менять свои позиции, Вильсон, вспомнив о том, какой воодушевленный прием оказали ему римские толпы несколькими месяцами ранее, решил обратиться непосредственно к итальянскому народу, обойдя политиков.
23 апреля он опубликовал в итальянских газетах заявление с призывом к итальянскому обществу отказаться от территориальных претензий и присоединиться к нему ради создания нового мирового порядка, построенного на «правах народов и праве мира на мир». В результате толпы снова высыпали на улицы. Они сорвали дорожные знаки, которые были установлены в честь визита Вильсона и заменили слово «Вильсон» словом «Фиуме». Орландо тут же вернулся в Италию, где народ встретил его бурными приветствиями и транспарантами с лозунгами «Да здравствует Орландо! Да здравствует Фиуме! Да здравствует Италия!» Парламент страны заявил о том, что безоговорочно его поддерживает. Недавно созданная фашистская организация Муссолини постаралась оседлать эту волну националистических чувств и по возможности ее использовать. Своим героем она сделала Габриэле д’Аннунцио, поэта и провокатора, который посчитал проблему Фиуме своим личным делом, а Вильсона превратил в предмет насмешек («Этот квакер, – сказал он парламенту, – с длинным лошадиным лицом и 32 фальшивыми зубами»[19]). Муссолини пошел по его стопам. Культ Вильсона закончился. Вскоре было суждено сложиться гораздо более долговечному культу Муссолини.
Вильсон обнаружил, что не существует надежного способа обратиться к демократической воле народов Европы. Как только он пытался ухватить ее, она утекала у него сквозь пальцы. Поэтому у него не оставалось другого варианта, кроме как работать с политиками. Несколько месяцев он потратил на встречи с Ллойдом Джорджем и Клемансо (а также Орландо, когда тот не был в Италии, где продолжал мутить воду), пытаясь