Ловушка уверенности. История кризиса демократии от Первой мировой войны до наших дней
волне истории, на них, судя по всему, обрушившейся. Демократии утратили контроль над собственной судьбой и просто бесцельно брели куда-то. Если бы современников всех этих событий попросили выразить одним словом ощущение того, что все пошло наперекосяк, этим словом стал бы «Лондон».
В тот момент казалось, что главным политическим бедствием 1933 г. является Международная экономическая конференция, которая прошла в Лондоне в июне и июле, продлившись шесть жарких и неприятных недель. Она началась с большого парада ожиданий. После почти четырех лет экономической депрессии, последовавшей за крахом 1929 г., для ведущих экономик мира это был последний шанс остановить сползание в хаос. Целями конференции стали стабилизация обменных курсов, восстановление международного сотрудничества вопреки нарастающей тенденции к протекционизму и укрепление экономического доверия. Все это, однако, было проще сказать, чем сделать. Конференция проходила в пыльных и переполненных залах Лондонского геологического музея, в обстановке, которая не слишком-то отражала ощущение ее неотложности. В ней участвовало 66 стран, поэтому мероприятие стало до смешного громоздким. Далеко не все эти страны были демократиями, большинство как раз ими не было, поскольку к 1933 г. по всему миру демократия отступала. Из 17 новых демократий, которые были созданы после Первой мировой войны, на волне новых ожиданий, сохранилось лишь несколько. Такие же, как Италия, Португалия, Польша, Бразилия, Аргентина, Уругвай, Япония и Германия – вернулись к тем или иным формам авторитаризма. Каждая из них была, однако, представлена на Лондонской конференции. Из больших стран от участия в конференции воздержался только Советский Союз. Тем не менее три основных игрока все еще были демократиями – США, Британия и Франция. Все в целом были согласны с тем, что хотя основная программа запутана и хаотична, ее успех или провал будет зависеть от того, смогут ли эти три страны прийти к взаимному пониманию. Если же они не смогут согласиться друг с другом, на что же остается надеяться остальным?
Но как выяснилось, они не могли прийти к согласию. Конференция закончилась провалом, за которым последовал шлейф взаимных обвинений и общего ощущения предательства. Британцы и французы чувствовали, что их предали американцы, прежде всего действиями, предпринятыми новым президентом Америки Франклином Рузвельтом; американцы – что британцы и французы предали их в силу своих ложных ожиданий; британцы и французы ощущали себя, как обычно, преданными друг другом. Сталин был очень доволен. Как и представители Гитлера из немецкой делегации, которые почувствовали, что конференция выполнила свое предназначение, показав, что демократия как система обречена. Как сообщил один из них своему берлинскому руководству, оставалось лишь сделать так, чтобы «омерзение от этой неудачи захлестнуло собой всех остальных, гарантировав Германии надежную прибыль» (цит. по: [Clavin, 1991, р. 489–527]). Посреди наихудшего за все столетие экономического кризиса стабильные демократии упустили шанс поймать момент