с презрением глядел в камеру исподлобья, зрачки наполовину скрылись под надбровными дугами. Теперь это были глубоко посаженные глаза пещерного человека, грозно взирающие из темных провалов глазниц.
Пусть конкуренты в очереди заодно и поучатся, им полезно. В свое время Пайпер играл короля Лира. Он играл Моисея.
– В наши дни лидеры привыкли лебезить и пресмыкаться ради обретения власти, не сражаться за нее.
Пайпер сделал паузу, чтобы слушатели прониклись смыслом его слов.
– С начала Промышленной Революции…
Какой неудачный переход. Грамотный спичрайтер сделал бы более гладкую подводку, но знающий свое дело актер умеет вытянуть текстовые огрехи. В данном случае достаточно лишь повторить открывающую фразу.
– С начала Промышленной Революции глобальные силы ведут стандартизацию человечества.
Даже не прерывая зрительного контакта с камерой, он почувствовал, что получилось удачно. Кастинг-директор закивал и черкнул что-то в распечатке сценария. Продюсер и сценарист переглянулись и приподняли брови. Все слушали не дыша, никто не подергивал ступней в нетерпении, никто не барабанил пальцами по столу. Даже кастинг-директор перестал жевать пончик.
– От рождения мы с вами жили под тиранией стандартизованных часовых поясов, мер длины и температуры, норм этикета и одобряемого поведения…
Многоточия в тексте не было, Пайпер добавил его от себя – чтобы усилить эффект от следующей фразы.
– … и эти универсальные нормы украли у нас жизнь.
Тут Пайпер улыбнулся, обозначая начало новой смысловой части. Он следил за тайм-кодом на экране камеры. Текст полагалось произнести за четыре минуты, и Пайпер был намерен уложиться в заявленное время с точностью до секунды.
– Сегодня героизм наших соратников освободил нас от давней тирании общепринятых норм.
Каждое слово он произносил веско, растягивал, смаковал, добиваясь эффекта рузвельтовских «бесед у камина».
– Отныне эти герои, что проявили себя достойнейшими, и будут править народом!
Пайпер добавил в тон снисхождения, капельку надменности оратора в Гайд-парке, пренебрежения к мелким страхам, которые может испытывать аудитория. Теперь следовало возвысить голос и закрепить эффект помпезностью Джона Кеннеди.
– Наши новые лидеры – это воины, освободившие нацию! Они поведут нас и наших потомков в свободное будущее!
Слова не имели никакого смысла, но в смысле и не было необходимости. Требовалось лишь вызвать у слушателей эмоциональный подъем.
– В этот великий день…
Голос Пайпера звучал так, словно исторгался из гранитных уст горы Рашмор. Как Геттисбергская речь, отголоскам которой суждено было застыть в веках.
– В этот великий день мы отвергаем тупое уравнивание, навязываемое глобальными стандартами. Мы посвящаем жизнь… – Пайпер сделал паузу, словно бы от переполняющих его эмоций, – … восстановлению своего суверенитета и идентичности!
Хороший