солнца исчезала она в доме, как прячется в панцирь испуганная черепаха, потому что у калитки вечно толпились любопытные школьники, ждали, не мелькнет ли она в дверях или в окне. От стариков они наслушались, что здесь живет страхолюдная Красота и за малейший проступок им головы отрежет, а за любые капризы проглотит живьем, – и жутко, и хочется ее увидеть, убедиться, что мерзкое чудище не выдумка. Но увидеть ее так и не получалось – выбегала Розина с метлой наперевес, и дети бросались кто куда, осыпая немую девушку бранью. И не только дети высматривали Красоту у калитки – оборачивались и пассажирки бечаков[13] и те, кто спешил на работу, и пастухи, гнавшие овец.
И Красота выходила во двор только по ночам, когда школьников из дома не выпускали, а взрослые укладывали спать детей, и попадались одни рыбаки, спешившие к морю, с веслами в руках и сетями за спиной. Красота сидела в кресле на веранде, попивая кофе. На вопросы Розины, что делает она здесь в такой поздний час, отвечала она точно так же, как ответила матери: “Жду, когда придет мой принц и избавит меня, жалкую уродину, от проклятия”.
– Бедная ты моя девочка, – сказала ей мать в ту ночь, когда они встретились. – Счастья своего не понимаешь, а должна бы плясать от радости. Пойдем в дом.
И снова испытала на себе Деви Аю доброту Розины: немая девушка сразу приготовила ей ванну с желтым мылом, пемзой, кусочками сандалового дерева и листьями бетеля, и Деви Аю, освежившись, вышла к столу. Розина и Красота дивились, как жадно та ест, будто изголодалась за двадцать с лишним лет в могиле. Она проглотила миску супа, две тарелки риса и два целых тунца, с хребтиной и костями. И запила прозрачным бульоном из ласточкиных гнезд. Покончила она с ужином первой. Тут в животе у нее забурчало, и, звучно пустив ветры, она спросила, утирая салфеткой рот:
– Сколько же лет я пролежала в могиле?
– Двадцать один год, – ответила Красота.
– Простите, что так долго, – горько вздохнула Деви Аю, – под землей будильников нет.
– В следующий раз возьми будильник, – вежливо предупредила Красота, – да не забудь москитную сетку.
Будто не слыша ее тоненького, писклявого голоска, Деви Аю продолжала:
– Двадцать один год – сущее недоразумение, ведь даже тот волосатик, которого на кресте распяли, через три дня воскрес!
– Слов нет, недоразумение, – согласилась девушка. – Когда снова воскреснешь, не забудь нам телеграмму отправить.
Голос ее почему-то действовал Деви Аю на нервы, в нем чудилась враждебность. Но Красота, поймав ее взгляд, только улыбнулась, точно слова ее продиктованы лишь заботой. Деви Аю повернулась к Розине, ища подсказки, но немая служанка тоже улыбнулась, будто без всякой задней мысли.
– Как время летит, Розина, тебе уже сорок! И глазом моргнуть не успеешь – станешь старой, сморщенной. – Деви Аю произнесла это с тихим смешком, пытаясь разрядить обстановку.
– Как лягушка, – знаками показала