сломить гордость баронов Фальма и лишить здешних властителей их исконных привилегий.
Возможно, водой из этого источника исцелялись бы от бесплодия немолодые жены харренских наместников, а на поросших черными елями склонах горы Вермаут краснели бы черепичные крыши охотничьей резиденции самого сотинальма. И гладко выбритые, благоухающие дорогой туалетной водой егеря – отпрыски мелкопоместных, но многодетных дворян – тянули бы из смердов-браконьеров кишки, в полном соответствии с лесным правом сотинальма Фердара.
Возможно, это место было бы названо проклятым, хуммеровым, а вода, горьковатая и словно слегка протухшая, была бы признана колдовской эссенцией, средоточием мерзости порока.
Тогда коллегия жрецов Гаиллириса из Ласара сокрушила бы чашу серебряными молотами, совершила обряд очищения и объявила гору Вермаут запретной.
Тогда егеря тянули бы кишки из смердов не только за порубки в государственных лесах, но и за простой проход через запретную землю. Охотничьей резиденции сотинальма на горе не было бы, а вместо нее стояли бы две-три приземистых охранных крепостцы на десять – пятнадцать солдат каждая.
Однако никто и никогда не смог принудить баронов полуострова Фальм отказаться от исконных привилегий и допустить в свои земли представителей имперской власти. А потому гора Вермаут не была ни священной, ни проклятой, ни запретной.
О свойствах воды из источника местное население имело более чем смутные представления, что порождало слухи самые противоречивые.
По поводу горы не существовало писаного закона, не было устных распоряжений. Любой мог прийти к чаше – хлебнуть странной влаги, скривиться на ее горечь, умыться, а то даже и искупаться. Да вот только охотники давно перевелись.
Время от времени потоки талой воды выносили к подножию горы белый человеческий череп.
Случались иногда и черепа звериные – большие, приплюснутые, удлиненные или, наоборот, похожие на шипастый шар с непомерно развитой, подвижной нижней челюстью. Одного взгляда на такой череп было достаточно, чтобы понять: о таких животных в обычных книгах не сказано и полслова.
Большая белая медведица, вся – словно бы сотканная из лунного света – страдая от нестерпимо жгучего для ее прихотливой шкуры зрелого весеннего солнца, взбиралась по склону горы и села передохнуть в тени черной ели.
У самых корней дерева лежал нержавеющий жетон офицера варанского Свода Равновесия.
«Сайтаг, аррум Опоры Писаний», – гласила надпись на жетоне. Неподалеку сыскался и человеческий череп, пробитый не то чеканом, не то чьим-то крепким, как чекан, клювом.
Гора Вермаут обладала еще одной интересной особенностью: среди всех земель Северной Сармонтазары ею единственной никто не владел официально.
По поводу этой горы древний земельный реестр полуострова Фальм сообщал: «Восточный склон смотрит на Маш-Магарт, северный – на Гинсавер, западный – на Семельвенк, южный – на Юг».
И почему-то никто из баронов Фальма не настоял на уточнениях этой расплывчатой формулировки. И никто не поставил на склонах горы каменных столбов