есть такие, знаете, полотенца для туристов. С портретами ирландских писателей.
– Этого не будет, – сказала Мод. – На тех полотенцах помещают только мужские портреты. Женщинам оставляют право вытирать посуду.
– А как звали ту писательницу, которая прикидывалась мужчиной? – спросил Тёрпин.
– Джордж Элиот. – Уилберт снял очки и носовым платком протер стекла.
– Да нет, то мужик, – сказал Мастерсон. – А была баба, выдававшая себя за мужика.
– Говорю же – Джордж Элиот.
– Где это видано, чтоб тетку звали Джорджем?
– Это псевдоним, – терпеливо разъяснил Уилберт, словно говорил с недалеким, но симпатичным учеником.
– А как ее настоящее имя?
Уилберт открыл рот, но не издал ни звука.
– Мэри Энн Эванс. – Миссис Хеннесси нарушила молчание, не успевшее стать неловким. – Знаете, миссис Эвери, один ваш роман я читала. Это вышло совершенно случайно и никак не связано с ситуацией вашего мужа. В прошлом году одна моя официантка подарила мне эту книгу на день рожденья.
– О господи! – Мод болезненно сморщилась. – И вы ее прочли? Зачем?
– Конечно, прочла. А что еще делать с книгой – использовать как поднос? По-моему, прекрасный роман.
– Какой именно?
– «Свойство света».
Мод скривилась и покачала головой:
– Надо было сжечь его еще в рукописи. Не знаю, чем я думала, когда его писала.
– А мне понравилось, – сказала миссис Хеннесси. – Но если автор говорит, что книга ужасная, надо, видимо, ему поверить. Наверное, я чего-то не поняла.
– Увольте официантку, которая поднесла вам такой подарок. У нее явно плохой вкус.
– О нет, она – моя правая рука. Надежная помощница. Мы вместе уже семь лет. И она станет заведовать буфетом, когда я, как верно заметил мистер Эвери, в конце года уйду на покой.
– По мне, так лучше буфет, чем библиотека, – сказала Мод. – Послушайте, мы весь вечер будем вести светские разговоры или все же перейдем к сути дела?
Все недоуменно воззрились на нее, а Чарльз так просто вылупился, умоляя не разрушить его план опрометчивым высказыванием.
– А в чем, собственно, суть дела? – спросил Уилберт.
Мод отложила сигарету, хотя еще не приготовила следующую, хорошенько отхлебнула из бокала, оглядела гостей, и на лицо ее опустилась невыразимая печаль.
– Я знаю, что не должна этого говорить… – начала она тоном, какого прежде я не слышал, – когда мы так славно ужинаем и ведем потрясающе интересную беседу, но я не могу молчать. Я скажу! Я хочу, чтобы вы, дама и господа присяжные, знали: мой муж Чарльз абсолютно ни в чем не виновен…
– Мод, дорогая… – вклинился Чарльз, но она жестом его остановила:
– Нет, Чарльз, я скажу. Если по неправедному обвинению мужа моего признают виновным и отправят в тюрьму, что будет с нами? Всякий день и каждое мгновенье нашей жизни наполнены взаимной любовью, а что до нашего сына, нашего бедняжки Сирила…
Я сглотнул, всей душой желая, чтобы меня не втягивали в эту историю.
– Каждый