Хулио Кортасар

Экзамен. Дивертисмент


Скачать книгу

Официант уронил стакан, Стелла засмеялась, и парень стал объяснять, что стакан просто выскользнул у него; Стелла перестала смеяться и, судя по всему, с интересом слушала его объяснения.

      – Издержки производства, – говорил официант, ловко подталкивая ногой осколки к стенке. – Каждый день бьют три-четыре штуки. Патрон из себя выходит, но что поделаешь – издержки производства.

      – Да и стекольному фабриканту надо дать подзаработать, – сказала Стелла.

      – Ешь флан, – попросила Клара и искоса взглянула на Андреса, который закрыл глаза в ожидании взрыва или чуда. Пронзительный вопль продавца газет заставил всех вздрогнуть. Продавец влетел в дверь, прошелся меж столиков, выкрикивая новости уже не так громко. Репортер проводил его взглядом до двери и устало махнул рукой.

      – Я это пишу, а он продает, – сказал репортер. – А вы потом читаете – вот вам и святая троица и тэ дэ и тэ пэ. Ладно, пошли.

      «Как глупо, – подумал Хуан, когда они выходили, – разговаривать, слушать разговоры и знать, что все это не совсем так. Это еще одна, быть может, худшая, наша слабость – трусость. Те из нас, кто чего-то стоит, не уверены ни в чем. Быть безмятежно уверенным может только животное».

      – Пошли по Леандро Алема до Майской площади, – попросила Стелла. – Я хочу посмотреть, что там творится.

      – Если удастся что-нибудь разглядеть, – сказал репортер, принюхиваясь к туману.

      Они прошли мимо Почтамта, воздух казался липким, разговаривать не хотелось. Из луна-парка вдруг донеслись крики, взмыли вверх и мягко распались в воздухе.

      – Кто-то шмякнулся на ринге, – сказал репортер. – Знаешь, Хуан, боксеры – счастливые люди, они дерутся с упоением, не бой, а музыка жизни.

      – Апоксиомен – певец, – сказал Хуан. – Однако сегодня ночью здесь никто не поет. Послушай, репортер, это тебе мой подарок, свеженькое, неправленое. Называться будет, наверное, «Фауна и флора реки».

      Река течет с неба, серьезно и прочно,

      натягивает простыни до подбородка и спит,

      а мы тут, уходим мы и приходим.

      Ла-Плата, серебряная река, днем она

      орошает нас ветром и студенистой прохладой;

      она отрекается от востока, ибо мир кончается

      за фонарями Костанеры.

      А дальше – не спорь, читать эти строки

      лучше всего в кафе, под мелким, с монетку, небом,

      бежав от всего и вся, от новых обычных будней,

      чтобы вольно гулять по снам, по желтой речной слюне.

      Почти ничего не осталось; разве что пристыженная

      любовь,

      роняющая слезы в почтовые ящики, и прячущаяся

      в углах (но ее все равно все видят),

      и хранящая милые сердцу предметы, фотографии,

      и цепочки,

      и тонкие носовые платки

      там, где хранится все то, что не для чужого глаза,

      на самом дне кармана, среди монет и крошек,

      где шелестит короткая ночь.

      Другим, может, все равно, но я —

      но